С криком я отшвырнул лупу. Но они не исчезли! Они плыли ко мне по воздуху, бесшумно разевая зубастые деформированные рты.
— Что же это вы, молодой человек? — раздался позади меня вкрадчивый голос Миллера. — Ведь это только оптический эффект, ххе-ххе-ххе…
— Мама! Мамочка-а! — Истошный вопль брата прогнал мой кошмар. Боря сидел в кроватке и громко ревел, показывая на меня. Заспанная, в халате вбежала мама.
— Он воет! — прорыдал Боря, продолжая обвиняюще тыкать пальчиком в мою сторону. — В одеяло вот так весь завернулся, двигается там и воет! Как медведь! Он меня нарочно пугает! Колька-дурак, я все равно знаю, что это ты!
— Успокойся, маленький, я же здесь. — Мама обняла Борю, прижала к себе и обеспокоенно уставилась на меня. — Коля, что он говорит? Что с тобой? Господи, да ты совсем белый!
— Ничего, — пробормотал я с усилием. — Сон страшный приснился. Я, наверное, закричал во сне. Ну, и разбудил…
С Борей на руках мама подошла, присела на край кровати, провела легкой душистой рукой по моим спутанным волосам. Думая, что ненавижу ее, я так и не научился холодно воспринимать ее редкие ласки. Сознавать такую свою слабость было унизительно, и я через силу отстранился.
— Это ты растешь. — Она вздохнула. — Рано еще, у тебя для сна осталось часа полтора. Попробуйте оба уснуть, я с вами побуду, тут, в кресле.
Еще немного, и, чего доброго, получилась бы настоящая «бессонная ночь у изголовья». Но Борька заныл, что спать не хочет, и потребовал печенья. В конце концов мама увела его к себе, а я, оставшись один, мгновенно заснул, да так крепко, что утром меня едва добудились.
Кстати, о нежданных пробуждениях. Вчера было воскресенье, и я мечтал проваляться в постели часов до десяти. Но был разбужен в восемь, причем самым что ни на есть экстравагантным способом.
— Что, если дом поджечь? — Голосок был пронзителен, но задумчив. — Дверь снаружи подпереть, хворосту натаскать, плеснуть керосину, оно как займется! Этот гад и проснуться не успеет, разом сгорит!
— Дурак! — возразил второй, постарше, с легкой хрипотцой, но приятный. — Это же ее дом!
— Но избавиться от него я должна, — вступил третий голос. Тембр был настолько своеобразен, что сомнений не оставалось: это могла быть только Муся.
Осторожно выглянув наружу, я увидел и самое покатиловскую атаманшу. Она расположилась под моим окном в окружении своей «банды» — мальчишек лет этак от семи до четырнадцати было шестеро, девочек, кроме Муси, еще две.
