От этого резкого возвращения стола в привычное положение Витек испытал страшную тряску в ногах, руках и во всем теле. И, освободив деревянную поверхность стола от собственных ладоней, немедля гулко и мощно плюхнулся на хрустнувший табурет, удар об который отозвался в мозгах его тихим скрежетом и скрипом, а на лбу и кончике носа выступил холодный крупный пот. В груди же оружейным залпом бахнуло сердце, словно ударившись о грудную клетку, а потом мгновенно упав куда-то вниз, надавив своей массой на мочевой пузырь, желудок, печень и почки разом. Виктор поднял руку и, все еще ощущая легкую рябь в ней, смахнул со лба капли пота да прогнал черный дымок, внезапно появившийся перед очами. Затем он, протяжно выдохнув, облизал сухие губы не менее сухим и тягучим языком, издавшим неожиданно продолжительный лязг, будто это был не человечий язык, а старая, ржавая батарея, кою тащили волоком по серому асфальтному полотну, не удосужившись ничего под нее подложить.
– Уф… – вырвалось изо рта Витька, и мутноватым взглядом он пристально поглядел на Натаху и дымчатого другана, каковые, размахивая руками, недовольными голосами обсуждали неправомерные действия хозяина дома, по-видимому, покусившегося на общую, с боем добытую закуску.
А Виктор уже перевел взгляд с опухшего лица сожительницы и, приподняв голову, уставился на остатки стеклянной люстры, свисающей с потолка, которая когда-то была белая и изображала распустившийся тюльпан с таящейся внутри него лампочкой. Теперь, однако, от тюльпана остался лишь разбитый и наполовину треснувший остов да лампочка, покрытая слоем пыли и грязи, а потому бледно освещающая кухню, даже в яркий, солнечный день… Но сегодня на дворе было пасмурно, и лампочка не справлялась со своими обязанностями, она светила не только тускло, но еще и попеременно, наверно, собираясь вскоре и совсем потухнуть, отдать концы, сдохнуть, скочевряжиться и отправиться в иной мир, то есть в мусорку. В кухне стены и фанерная перегородка были окрашены в желтоватый цвет, но покраску, по понятным причинам, производила еще Лара, и это было так давно, что и память об этом истерлась, и сама краска истерлась, а где еще не истерлась, так укрылась под толстым слоем копоти, грязи и нечистот, что жили в этом доме. Именно поэтому на темно-серых стенах кухни теперь явственно проглядывали округлые желто-черные пятна, оставленные чем-то жирным, и широкие, длинные полосы, оставленные спинами хозяев и друганов. Но за мутноватой дымчатостью, каковой был подвержен взгляд Витька, эти непонятные круги и полосы ему не виделись, впрочем, ему так же смутно виделись и сами стены, и лампочка, жаждущая умереть.
