Только ни голос, ни его обладатель не хотели сдавать захваченные позиции внутри пропившей мозги башки Витька. Да вместо того чтобы, испугавшись такой встряски, затихнуть, голос лишь громко взвизгнул и с еще большим упорством повторил:
– Виктор Сергеевич, до каких пор будешь пить?
А после он охнул так, что мигом в мозгу что-то звякнуло, и продолжил:
– Ты, сволочь такая, гад плешивый, все ведь, все пропил. Погляди, в чем ходишь, что ешь. И чего тебе, чахлик вонючий, не хватало? Жена была, сын был, отец и мать были, брат был… Был, был… да сплыл.
И голос негромко, с произвольной расстановкой и растяжкой, затянул: «Сплыл…Сплыл…Сплыл… И дом сплыл… и мозг сплыл!»
И в тот же миг хор детских высоких голосов подхватил это слово, и то повышая звучание, то понижая, пропел: «Сплыл, сплыл… Мозг твой сплыл!..»
– А…а…а! – исторг из себя Витек и, вскочив с табурета, наклонил голову направо так, чтобы непременно вытряхнуть поющие голоса через правое ухо, и принялся дубасить себя ладонью по левому уху, одновременно с этим подпрыгивая или пританцовывая на месте.
И сейчас же голоса в голове смолкли, наверно потому, что Виктору все же удалось их вытряхнуть через круглую ушную щель… И как только внутри головы все нормализовалось и покрылось едва заметным туманом, смазывающим понимание жизни, Витька перестал плясать и выпрямился, по привычке втянув в плечи шею и голову, да протяжно выдохнул, издав такое длинное, тягучее и довольное «Ох-х!».
Какие-то доли секунды, а может, минуты (кто ж разберет в таком состоянии) Витек стоял и, покачиваясь, думал… Впервые думал за эти годы и надумал он одну замечательную и четко сформулированную мысль, что пить такую бурду, предназначенную для очистки и анти…сеп… сеп…тической обработки кожи рук, не стоит.
И сей же миг покачнулся, корпус его тела заходил ходуном из стороны в сторону, точно маятник на метрономе, и чтобы остановить это четкое, механически выверенное колыхание, он цепко схватился за край стола так, что не ожидающий такой тяжести на себе стол внезапно подскочил кверху с той стороны, где сидели Натаха и друган, а алюминиевая, закопченная кастрюля, потеряв всякие ориентиры в пространстве и устойчивость, поехала на накренившего стол хозяина, намереваясь отдать ему все, что еще не успели схрямдить… Однако наклоненную кривизну стола вовремя приметил Серега или Антоха и, надавив своей менее исхудалой сущностью на ближайший к нему край деревянного страдальца, вернул его в исходное стоячее состояние.
