И, пока некошные продолжали глотать из стаканов водку, не заметив, что произошло на их столе, Витюха вставил небольшое круглое горлышко бутылки в свой рот, и потому как руки его сильно тряслись и эта дрожь передавалась бутылке, накрепко прижал верхней губой к нижней горло да, задрав голову, опрокинул остатки живительной жидкости в свое ненасытное нутро.
Опрокинул… и немедля ощутил вместо горьковатого крепкого алкогольного напитка едкую, острую кислоту, чем-то схожую по вкусу с уксусной эссенцией.
В тот же миг, почувствовав такую резкость во рту, Виктор попытался выплюнуть то, что уже миновало глотку и, проскочив сквозь пищевод, опалив ядовитой жидкостью эту мышечную трубку, приземлилось в желудок, который от жгучей кислоты вначале гулко завопил, а после, когда его будто подожгли, затих и начал, тихо похрустывая, кряхтя и чихая, полыхать.
Издав какой-то доселе не изведанный звук, в коем соединялись плач раненого зверя, вой одинокого волка и хрип умирающего человека, он, выронив из рук пустую стеклянную бутылочку на пол, наклонился, согнувшись в районе горящего живота и, склонив голову над линолеумом, широко раззявил рот, надеясь, что та гадость, которую по недоразумению так быстро проглотил, из него выскочит. Витька даже вдавил левой рукой, в которой продолжал все еще держать кусочки сала, свитер и тощую свисающую с живота кожу глубоко в нутро, думая, что, быть может, этот резкий толчок и давление руки создаст обратный глотанию эффект. Однако то, что раньше давалось с такой легкостью, нынче не происходило, потому как столько времени не евший желудок, сглотнув кислоту, ничего не желал из себя исторгать и, мучаясь да медленно пуская в пищевод, как в трубу, лишь мельчайшие искры огня, сжигал себя этой ядовитой жидкостью.
Горел, пуская искры, не только желудок, но и пищевод, по которому перемещались те самые раскаленные частички вещества, горела и глотка, а во рту образовалась и вовсе какая-то густая розоватая масса, в нее превратился опухший язык. Он, раздавшись в стороны, заполнил своими размерами весь рот и даже немного вывалился из него, свисая в непривлекательном таком виде с растекшейся нижней губы.
Теперь Витек не мог издать никакого крика или слова, он лишь, как немое существо, колотил себя по животу, мычал продолжительно и глухо и попеременно приседал на корточки, старясь хотя бы выплюнуть переполнивший рот язык. Сердце его словно взбесилось, оно с огромным напором ударялось в грудь и, отскакивая, летело как сумасшедшее к спине, громко шлепаясь об нее, при этом протяжно подвывая.
