Шайтан же поднес горлышко, с легкостью приподняв и наклонив большущую для его роста бутылку к граненым стакашкам, и водка, громко булькнув, потекла живительным началом, точно живая вода в русской сказке, в глубины стеклянного стакана.
– Хвать-хвать! – громким голосом заметил Луканька, увидев, как мутноватая жидкость до середины заполнила стакан. Он отодвинул от себя тарелку с наструганным салом и воткнул острие ножа прямо в поверхность стола возле своей ноги.
И, покуда Шайтан наливал водку в свой стаканчик, Луканька пододвинул к себе тарелку с борщом. Затем он, протянув левую руку, взял ломоть ржаного хлеба, а правыми пальчиками подхватил три кусочка сальца и неторопливо водрузил их на хлебушек, сверху накрыв все это двумя кружками фиолетового репчатого лука. После сооружения такой вкуснейшей конструкции, которая вновь вызвала у Витюхи обильное слюноотделение, некошный поднял зажатый в правой ладони положенный ему граненый стакан.
Шайтан, после наполнения собственной стеклянной тары водочкой, установил бутылку около правой ноги и, обхватив своими короткими пальцами стакан с мутноватой жидкостью, не чокаясь выкрикнул: «Поехали!» И, чуть накренив назад голову, мигом выплеснул в приоткрывшийся рот все, что весело бултыхалось в стаканёшке, левой же рукой нашарил на блюде зеленый огурчик. Некошный скривил губы и, порывисто выдохнув, запихнул в рот хрустящую четвертинку огурца да, вернув стакан на стол, опустил чуть задранную вверх голову и энергично потряс ею, прогоняя хруст и состояние опьянения… Еще миг он тряс головой, затем резко схватил пальцами правой руки ложку, и, запихнув ее в тарелку с борщом, черпанул свеклу, лук и морковь вместе с хлынувшим туда жидким, красным наваром да сейчас же отправил все это себе в рот.
«Поехали!» – поддержал собрата Луканька и, испив водяры до дна, поспешно сунул в рот сооруженный бутерброд, а после, не менее кривясь, чем Шайтан, стал скоренько уплетать борщичок из тарелки.
– Эх, хорошо! Ух, прекрасно! – исторгали попеременно из себя некошные и перемешивали борщичок поеданием хлебца, сальца, лучка, помидорок и огурчиков.
И, по мере уменьшения глубины борща в их тарелках, а хлеба и сала на блюде, слюноотделение у Витюхи усиливалось, желудок уже не просто голосил, он подвывал, словно дикий волк, оставшийся без семьи и пропитания. У несчастного Виктора даже тихонечко затряслись ноги, а по спине вновь скатились холодные градинки. Крупный, почти с ноготок, пот выступил на лбу и замер, даже не собираясь скатываться вниз, будто замерзнув, превратившись в маленькие льдинки.
