– Ты издеваешься? – нахмурился Бабухин.
– Нет.
– Просто напроситься хочешь? Тебе зачем это?
– Санкции-то у разных статей неодинаковые, – поднял указательный палец Литиков. – Где-то может быть всего пару годиков, а где-то, возможно, и вышка.
– Не думай об этом, – посоветовал Бабухин, помрачнев.
– Хочешь сказать – будет время подумать? На нарах?
– Я хочу сказать – мы должны вернуть свои деньги.
– Свои, – усмехнулся Литиков горестно. – Только ты их и считаешь своими. Да я. А судья скажет: «Э-э, нет», а кивалы поддакнут.
– Не скули. Ни шагу назад!
– И вперёд не очень хочется, – поёжился Литиков. – Особенно если впереди специфически пропахшие тюремные коридоры. С камерами уж совсем смрадными.
– Мы без оружия, значит, это не разбой, – сделал вывод Бабухин.
Литиков постучал пальцем по погону с двумя просветами и одной звездой на плече Бабухина и предположил:
– Ты мент не настоящий – значит, это, возможно, мошенничество.
– Да, это всего лишь мошенничество, – согласился Бабухин.
– Но, опять же, мошенникам люди, потерпевшие, то бишь, отдают денежки сами, добровольно, – продолжал вслух размышлять Литиков, – следовательно, в нашем случае это больше смахивает на грабёж.
Бабухин торжественно улыбнулся.
– Мне они отдадут деньги добровольно.
– Если добровольно – тебе, это вовсе не означает, что добровольно. У тебя такая рожа, ты извини…
– Тебя моя рожа не устраивает? – вскинул брови Бабухин.
– Меня-то устраивает, я уж привык как-то, а вот объективности ради следует заметить… Да и эта фуражка сверху… В общем, всё это в комплексе… – Литиков с выражением крайнего сомнения на лице помотал головой.
В эту минуту мимо автомобиля, в котором они сидели, прошёл Виктор. Чуть придержав шаг, он бросил:
– Готовность номер один. На кону под двадцать тысяч. Пройдя дальше метров пять, Виктор повернул обратно.
Теперь он ничего не сказал, лишь бросил по одному хлёсткому взгляду на каждого из подельников и исчез.
– Двадцать тысяч разделить на два, а потом ещё раз на два, – принялся подсчитывать Литиков. И сделал вывод: – Мало, однако. А учитывая тот мандраж, уже почти шестичасовой – на трезвую голову, к тому же, – который разрушает мой организм… Апокалипсическая высота моих ощущений…
– Шат ап! Нет конкретных предложений – молчи и глохни! – приказал Бабухин.
Виктор, между тем, наблюдал за игрой, стараясь уловить момент, когда у лоха иссякнут деньги. Он переместился вправо, чтобы лучше видеть лицо обречённого на проигрыш. Оно было на удивление спокойно. Широкоскулое азиатское лицо. Да у него денег немерено! А у его оппонентов? У них с деньгами туго. Это видно по их взволнованным лицам, по их беготне, суете. Да, кажется, уже деньги лоха вовсю используют.
