– Нет, не жилец на этом свете! – простонал он и выпил, с удовлетворением ощущая, что пространство его несчастной любви неудержимо разворачивается в глубину.
Чистые и звучные цветовые пятна широко и беспощадно пространство это завоёвывали. Все цветовые отношения были гармонично-праздничны. Вот только в эпицентре этой картины сам он, маленький и серенький, лежал на чёрном полу-потолке.
Литиков всхлипнул, открыл глаза и вновь налил водки. Несколько булей. И всё повторилось. Зрительная достоверность росла, сердечная горечь – тоже.
Однако неожиданно пришла Татьяна. Её не было весь день, она ушла ещё утром, вместе с тёткой. И вот вернулась.
И почти с порога (она, не разувшись, заглянула в комнату) брякнула:
– За старое взялся! Да-а-а, намаюсь я с тобой, видать!
Брякнула, чтобы унизить уходящую из него жизнь, полную трагической страсти.
Вскоре она появилась в комнате с пустым стаканом.
– Налей-ка мне, алкаш, – сказала.
– Ты хочешь выпить со мной, дорогая? – обрадовался Литиков.
– Не с тобой. Одна.
– Ты пьёшь в одиночку?
– Ты же пьёшь. А почему бы и мне…
– Ну, я!.. – воскликнул Литиков. – Но ты-то…
– Давай! Лей! – приказала.
– А сколько, налить-то сколько? – засуетился Литиков.
– Всё выливай.
Стакан наполнился почти до краёв. Татьяна выпила и, не закусив, отошла к шифоньеру. Стала переодеваться. Она даже не стесняется его. Он – нуль, пустое место.
– Я – нуль, пустое место, – с горечью констатировал Литиков.
– Ты – пи-пополам, – бросила Татьяна небрежно.
– Я ещё вырасту! – пообещал он. – В твоих глазах вырасту.
– Да-да, конечно.
Литиков вынул из-под стола вторую бутылку и вскрыл её.
– А это ещё откуда? – возмутилась Татьяна.
– А это оттуда же.
Литиков налил себе полстакана и выпил. Чтобы горестное развитие событий не затормозилось.
– Послушай, Пи-Пополамка, ты, видать, решил тут ужраться совсем? – спросила Татьяна.
– У опера с Петровки, у опера с Петровки раненое сердце плачет и болит. И мне, может быть, придётся утопиться, если не добьюсь твоей любви, – на мотив невыразимой грусти пропел Литиков.
– В водяре? – уточнила Татьяна.
– В ней родной.
– И любимой, – добавила Татьяна.
Литиков только вздохнул. Теперь ему было не очень плохо, и желание смерти отдалилось. Он несколько рассеянно следил за перемещениями Татьяны и совсем иные, жизнеутверждающие, желания росли в нём.
– Как любовник я очень хорош, – сообщил он. – Очень, поверь.
– Да ну? – усмехнулась Татьяна.
– Уверяю тебя!
– Перестань, умоляю.
Татьяна уселась на кровать и закинула ногу на ногу. Литиков, едва не взвыв, прикрыл глаза. И услышал музыку, исполняемую по радио. Вскоре музыка эта обволокла его и вытащила из-за стола.
