Но пить он будет отнюдь не для того, чтобы залить эту любовь, несчастную любовь, водкой, напротив, это как – масла в огонь. Да, несчастная любовь терзала его душу, рвала её на части, но… как-то вяло, словно несильными, слабыми ручонками. Не рвала и не терзала, а как бы пощипывала, с болезненной монотонностью. Лучше бы уж кромсала. И он бы умер. Словно на эшафоте. Как приговорённый к четвертованию. Сейчас он выпьет водочки и поймёт, что жизнь кончена. И умрёт.
А вдруг бутылки водки не хватит, чтобы умереть достойно? Литиков вернулся и купил ещё одну бутылку. И заспешил, весь в предчувствии и яростном ожидании. В последнюю секунду вскочил в автобус – дверцы лязгнули едва не в его затылке.
Было тесно, на него давили, и любовно-предсмертные страдания стали как бы отдаляться.
– Разрешите пройти, – обратился он к парню с серьгой в ухе и с красным шарфом вокруг шеи.
– Я тебя убью камнем, – ответил парень.
Литиков удивлённо вытаращился. При чём тут «убью» и «камень». К ушам парня тянулись щупальца плеера. Возможно, он не расслышал.
И Литиков повторил:
– Разреши, я пройду.
– Я тебя убью камнем! – снова ответил парень, громко и, вроде как, с пафосом каким-то. Словно продекламировал. – Исчезни!
– Ну дай пройти! – занервничал Литиков.
Парень с плеером поднял руку, в которой оказалась початая бутылка пива, и сунул её к губам Литикова, которого только что собирался «убить камнем». Литиков сделал несколько глотков и непонимающе уставился на парня.
– Ты дай мне пройти, – снова попросил он.
– Исчезни! Если ты сейчас не свалишь, буду с тобой драться! – продекламировал парень и… посторонился.
Литиков устроился поудобнее и отдался на произвол любви. Что сделала с ним эта любовь! Он готов предать друга, с которым столько соли… водки, во всяком случае, съедено. Выпито, точнее. Он готов на всё. Он согласился бы выпасть в другое измерение, где пускай и не было бы даже этой кучи денег, но только была бы она, Татьяна, любящая, влюблённая в него.
Придя в квартиру татьяниной тётки, Литиков соорудил закуску и наполнил водкой, на две трети, стакан. Выпил, пожевал хлеба. И углубился в область чистого духа любви. По щекам его потекли слёзы, солёные и горькие, словно водка.
– Таня, Танюшка! – простонал Литиков и плеснул в стакан водочки. – Я умру, и ты пожалеешь. Ещё пожалеешь, что не оценила.
Мелькнуло сомнение, что литр водки способен убить его, закалённого участника застольных баталий, однако Литиков прогнал это сомнение прочь мыслью о том, что организм его существенно ослаблен чувственными бурями последнего времени и активного сопротивления не окажет.
