– Ты я вижу. Кузьма, что—то не понимаешь. Я тебя не за ради карих глаз сегодня выслеживал, а на то уж очень веская причина прикатила с… Мытнинского рынка.
– Да хоть с Сенного, – задержанный и глазом не повёл на слова начальника сыска.
– Мне жаль, что ты не понимаешь. Голдыш—то у нас сидит в камере и ты думаешь он будет молчать о птичнике?
– Не знаю, я никакого птичника, – огрызнулся Добрянский.
– Скажи, что и Петьку Голдыша не знаешь, – Иван Дмитриевич открыл ящик стола и бросил на зелёное сукно ремень, – и это ты не узнаешь.
Кузьма вскочил с места.
– Что вам надо? Не знаю я ничего, не знаю.
– Да ты не суетись, присаживайся, – спокойным, но с металлическими нотками произнёс Путилин, – я тебя не чаю выкушать пригласил.
Добрянский тяжело дышал и рыскал глазами по кабинету, потом взял себя в руки и робко присел.
– Знаю я все, Кузьма, – Иван Дмитриевич вертел в руках ремень, – вот Петька Голдыш уже поведал, как ты свой ремешок старику на шею накинул.
– Врёт он, сука, – попытался огрызнутся задержанный, – врёт.
– Пусть врёт, – раззадоривал Добрянского Иван Дмитриевич, – зато складно.
– Не мой ремень, а его, – кадык Кузьмы дёрнулся, – я на кражу шёл, Петька сказал, что у старика поживиться есть чем. Вот я и пошёл.
– Рассказывай.
– Ну, когда мы вошли, Петька сразу старика молотком по голове, а когда птичник захрипел, то снял ремень и накинул тому на шею. Я и сообразить ничего не сумел, тем более помешать.
– Кто ещё принимал участие в убийстве?
– Господин Путилин, – опять у Добрянского дёрнулся кадык, – не на смертоубийство я шёл, а на кражу.
– Ты не сказал, кто, кроме тебя с Голдышом, там был?
– А что Петька?
– Валит все на тебя, мол, ты позвал, старику голову проломил.
– Вот гад, – сквозь зубы выдавил Кузьма, – двое мы были, кто—то третий должен был быть, да не пришёл. Его я не знаю.
– Добрянский, ты же – вор, что ж тебя на кровь потянуло?
– Я знать не знал и духом не ведал, что так обернётся, – Кузьма успокоился, даже руки перестали трястись, – не желал я смерти старику, видит Бог, – задержанный перекрестился, – если б знал, никогда не пошел бы к птичнику.
– Знал бы, соломки подстелил.
– Ваша правда, я после случившегося хотел уехать, да вот паспорт задержал. Сегодня обещались мне продать, а то не видать бы вам Кузю Добрянского более в столице, – и совсем тихо добавил, – не видать.
Когда Жуков с задержанным удалились, Иван Дмитриевич погладил рукой колено и сжал до боли зубы. Что за напасть? Тело, словно чужое, не только на погоду отзывается, пройдёшь пешком – ноги гудят, не поешь вовремя – желудок начинает капризничать. Не пора ли в отставку, господин статский советник, похлопал ладонью по колену, не иначе призывал к порядку.
