Пожалуй, только одна женщина из тех, кого он знал, могла сказать что-то подобное.
Зайдя в палату и обнаружив на койке у окна нечто напоминающее персонаж фильма ужасов или экспонат криминалистического музея, Андрей оторопел. Как ему только удалось не выдать себя? Кошмар, лихорадочно думал он, стараясь глядеть куда-нибудь в сторону. Это даже хуже, чем я думал. Надо срочно какую-нибудь тему для разговора придумать. Высидеть минут пятнадцать и уйти. И все. Мама права. Герой из меня никакой. Да, жалко, но не более того. Что делать, я не из тех, кто милосердно ухаживает по сорок лет за лежачим сумасшедшим. Такой уж вот я… спринтер. Один рывок, не более того.
Но вот она заговорила, и что-то волшебным образом переменилось. Было в ее словах нечто, от чего у Андрея мурашки по спине побежали. Он-то думал, что сидит эта самая Марина тут и плачет с утра до вечера. Может, даже о самоубийстве думает. А она хоть и стесняется своего уродства, кажется, держится молодцом. И как ей удается? Он бы на ее месте… Похоже, ее и утешать не надо.
Он задумался о том, как помочь ей уехать в Сочи, и вдруг поймал себя на мысли о том, что после того, как первый шок прошел, перестал обращать внимание на ее лицо. Ну, почти перестал. Во всяком случае, смотрел на нее спокойно и не передергивался внутренне, холодея животом.
А еще вот что было странно. Особо общительным Андрея вряд ли кто-то назвал бы, и, хотя ему ни разу не приходилось мучительно выдавливать из себя фразы в разговоре с малознакомым собеседником, определенный барьер между ним и новым знакомым оставался надолго. Бывало, что так и не исчезал, даже через много лет. А вот с этой девушкой он исчез буквально через несколько минут.
* * *
День шел за днем. Жизнь казалась похожей на слегка остывший чай. Вроде горячий, крепкий, ароматный, но… Всего-то на градус ниже нужного — и уже не то. Не бодрит и не согревает. Просто напиток, а никак не удовольствие.
Или так и должно быть? Откуда ему знать?
Но что-то Денису подсказывало: нет, не должно.
Все в Инне его раздражало. Буквально все. Он в конце концов перестал притворяться перед самим собой. Все, что ему раньше в ней так нравилось, теперь вызывало оскомину. И слова сестры о том, что Инна насквозь фальшивая, не шли из головы. А еще назойливым комаром крутились слова из песни: «Час да по часу». Что там дальше, Денис не помнил, но и этого вполне хватало, поскольку обрисовывало его жизнь полно и лаконично. Час да по часу. Утро — и вечер. И новый день. Чтобы снова час да по часу. А еще — капля за каплей, вот и накапал целый бассейн. Все в строку попало. И компьютер, в который Инна влезала без спросу, и поездки в «Ленту», и ужимки эти ее противные, откуда только взялись. Да мало ли еще что!
