На пороге комнаты стоял Толик-Надин Суффло, встрепанный, голый по пояс из-за духоты; в бороде его, похожей на черный детский валенок, застряла большая канцелярская скрепка.
— Ох ты, Господи, — тоскливо вздохнул Май вместо приветствия.
— Мамань, ты что же молчишь, что у нас Май в гостях? — обиженно проверещал Толик и крикнул, не оборачиваясь: — Лидусик, Май пришел!
— Этот Май-чародей, этот Май-баловник! — промямлили из комнаты.
Там, в глубине, за компьютером сидела спиной к двери женщина в зеленом купальнике. Это была Лидочка, тоже Надин Суффло. На секунду она повернулась. Чрезмерно раздутые ноздри были самой яркой деталью лица Лидочки. Из-за них его не покидало выражение какой-то подозрительной крокодильей задумчивости.
— Лидочка, вы простудитесь, — мерзким голосом сказала Кокошина, беря Мая под руку.
Толик схватил его за другую руку:
— Май, оцени начало главы: «Орел не спал всю ночь…»
Лидочка капризно перебила:
— Анатоль, этого сейчас никто не купит, потому что это — настоящая ли-те-ра-ту-ра! Скажи, Май, ведь это — литература!
— В общем… да. Литература это. Она, — выдавил загнанный в угол Май.
Кокошина вмешалась сладко-ненавидящим голосом:
— Думаю, Семен, Лидочка, в сущности, абсолютно права. Она подразумевала следующее: не продается вдохновенье, но можно рукопись продать.
Май вмиг взъярился и, вырвавшись из рук мучителей, воскликнул:
— Тот, кто это написал, имел в виду хорошую рукопись! Хорошую! Прошу это заметить!
Капнула тяжелая холодная пауза.
— Ты вроде бы трезвый, — изумленно нарушил ее Толик.
— Да, я трезвый, — зло подтвердил Май.
— Семен успешно лечится, — угодливо встряла Кокошина.
— А раз так, то почему бы ему не зарабатывать, как все это делают? — мстительно сказал Толик. — У тебя же такая техника, Май! Тебе ничего не стоит пару-тройку забойных детективчиков состряпать. Ты мог бы тексты километрами писать. Ну, что уставился на меня, желтоглазый?
— Это они хочут нам свое презрение выразить, как бульварным писакам, — вставила Лидочка.
Май оцепенел от накатившего страха: вдруг им известно, как он продался какому-то богатому проходимцу за десять тысяч долларов? А если они это знают, то каким же гнусным лицемером, словоблудом он выглядит! И разве имеет он право презирать их теперь, когда — продался?!
— Так как тебе начало главы? — не унимался Толик. — Я хочу разбить на два предложения: «Орел не спал всю ночь» — это одно, а «Все клекотал и клекотал» — второе. А может, не разбивать?
