— Эту не надо, — вырвалось у Мая; он и помыслить не мог о Неаполе; в реальности, охваченной жизненными планами Мая, такого города не было.
— Хотел я книжку за свой счет издать, да тянет меня быть, как все. Может, Колидорову твоему отдать? Ты название придумай покруче.
— «Последний бебрик», — мрачно сказал Май.
— Шикарно, — похвалил Тит и добавил повелительно: — Ты, Семен, пиши, старайся, а если что не так будет, я потом поправлю.
— Вам нравится такое начало: «Кадм жестоко угнетал бебриков»? — безжизненно спросил Май.
— Класс! Теперь видно, что ты — не совсем малахольный.
— Я — ого-го! — молодцевато воскликнул Май, желая одного: чтобы Тит Глодов исчез навсегда, а портфель с деньгами остался.
Вышло же наоборот: исчезли деньги. Тит позвал Рахима, тот, улыбаясь, забрал портфель и вышел. Май засмеялся — он ждал, что сейчас уйдет и Тит, но не дождался. Тит дробно захохотал, брюшко его заколыхалось, как студень.
— А ты, Семен, думал, что эти денежки для тебя приготовлены?!
Май поднялся, устав бороться с собой. Он рванул кушак, сбросил халат на пол, огляделся, схватил стул и занес его над головой Тита.
— Ханна! — взвизгнул Тит, изнемогая от смеха.
Миг отделял его от гибели, но вмешалась судьба. В комнате возникла женщина с большим конвертом в руке. Май остолбенел. Никогда не видел он такой красавицы наяву. Ярко-белое лицо и ярко-черные волосы, карминовые губы, опаловые глаза — все пребывало в совершенном сочетании друг с другом, все завораживало вызывающей прелестью. Она стремительно приблизилась к Титу, задев Мая кончиком длинной, тугой, будто живой косы. Радость и тоска стиснули сердце Мая. Он тихо опустил стул и встал за ним, чтобы закрыть голые ноги в рваных тапочках с помпонами. Ханна подвинула стул к себе, уселась и ножкой в красной узкой туфельке брезгливо отшвырнула халат. Май метнулся, встал за стол и от неловкости принялся чистить апельсин. Ханна молча достала из конверта бумаги, передала Титу.
— Познакомься, Семен, — напыщенно сказал Тит. — Мой пресс-секретарь. Между прочим, внучатая племянница канцлера Бестужева… этого как его… Рюмина. Он еще граф был и фельдмаршал, представляешь? Через нее тебе и привалило счастье — это она тебя выбрала из кучи писателей.
Обескураженный Май ковырнул апельсин так, что сок брызнул во все стороны.
— Очень приятно, — пробурчал он, проклиная себя за неуклюжесть.
Красавица будто не заметила ничего. Май расценил это как проявление деликатности.
