Истории простой еды | страница 39
Изменения в структуре повседневности и в «бутылочной» шкале стали необратимыми. Выражаясь околонаучным языком, можно сказать, что они привели к радикальному изменению внутренней структуры русского пития, к изменению смыслов, стоящих за водкой. Изменилась и сама суть водки. Ведь недаром художник-нонконформист Оскар Рабин издевательски изображал колокольню заброшенной церкви, возле которой в луже лежит пьяный в виде водочной бутылки. Теперь водка перестала быть извращенным символом веры, а пьяные, хотя пить меньше не стали, не валяются в лужах.
Возможно, в Россию пришла жесткость отношений, прежде в значительной степени чуждая российскому духу. Водка, как и деньги, за нее заплаченные, становится все более и более частным делом. Индивидуальным. Пьют дома, не выходят в красной рубашоночке показать себя народу. Прежде пьяного кто-то обязательно довел бы до дому. Теперь же ему повезет, если у него только заберут последние деньги. И положительные или отрицательные качества личности всё чаще проверяются по другим шкалам. Не водочным. Можно сказать, что водка постепенно становится только продуктом. Товаром. Одним из. Товаром обыкновенным.
Но все-таки неповторимый колорит водки остается. Как-то автор этих строк оказался в маленьком, пришедшем в жуткий упадок селе, прежде достойном уездном городе Крапивна. Впервые Крапивна упоминается в завещании Дмитрия Донского, в котором он отказывает ее в пользу своей жены княгини Евдокии, а в указе императрицы Екатерины II от 8 марта 1778 года, где утверждались гербы городов Тульской губернии, крапивненский герб описывался так: «В золотом поле шесть посаженных веток крапивы».
Видимо, великую русскую императрицу трудно вытравить из генетической памяти народа: в здешнем, торгующем спиртным магазине молодая скучающая продавщица посоветовала купить выпущенную в память о Екатерине водку. Правда, сделала она это несколько фамильярным, панибратским тоном: «А возьмите “Катю крепкую”». И добавила, желая показать, что и в провинциальной глуши люди не чуждаются современных веяний: «Это наш фирменный бренд!» С водкой «Екатерина Великая. Крепкая» на витрине соседствовали водка со странным, литературным названием «Что делать?» и водка с названием не менее литературным – «Левша». Справедливо предполагая, что после «Что делать?» в голове обязательно начнет свербить другой извечный русский вопрос: «Кто виноват?», а от «Левши» непременно захочется кого-нибудь подковать, мы последовали совету продавщицы.