— Который примерно час?
— Часов тебе не положено, в них есть острые детали, ты можешь порезаться.
— О Господи.
— У нас есть инструкции, мы их сами не придумываем.
— Попроси начальника.
— У начальника тоже инструкции.
— К черту начальника.
— Самое лучшее для тебя — поговорить с капелланом.
— К черту капеллана.
— Ругаться нельзя.
— Просто — выключите эту лампочку, жуткую, страшную лампочку!
— По инструкции не полагается. Свет должен гореть до тех пор, пока ты не отправишься на электрический стул, и следующий счастливчик не займет твое место в птичьей клетке.
— О Иисус, где же люди?
— Иисус был сыном Божьим и человеком. Если тебе не нравится этот свет, ложись на живот.
— Даже если я лягу, даже если я закрою глаза, я все равно буду знать, что эта жуткая, страшная лампочка все еще там висит.
— Олли, тебе придется жить так до самой смерти.
— Выключи свет, ты, ублюдок! Выключи свет! Нельзя жить день и ночь при ярком свете, как при незаходящем солнце!
Внезапно мощная струя воды бьет его и отбрасывает от решетки. Он продолжает кричать. Струя сбивает его с ног, он замолкает, потом хрипло говорит:
— Ублюдки… промочили мои письма…
Мокрое тело Олли содрогается на полу, рукой он прикрывает глаза. Он встает, ходит по камере.
Голос рассказчика: «Беспокойство овладело им, вроде того беспокойства, что овладевает дикими животными в клетке. Он непрерывно шагает по клетке, останавливаясь только, чтобы немного поесть, и то только затем, чтобы на него не надели смирительную рубашку и не стали кормить насильно через трубочку. Свет, слепящий верхний свет, никогда не гаснущий, и охранники, изредка сообщающие ему, день или ночь сейчас. Конечно, охранники были людьми специально подобранными и натренированными на то, чтобы не чувствовать симпатии, даже к приговоренному молодому парню с одной рукой… И тюремный капеллан…»
По ту сторону решетки сидит капеллан с раскрытой Библией в руках.
— «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца нашего небесного, ибо он повелевает Солнцу своему восходить над злыми и добрыми…» — читает без всякого выражения капеллан.
— Заткнись и иди к черту! Капеллан уходит.
— День или ночь? День или ночь? — тяжело дыша, вслух думает Олли.
Комната студента богословия. На столе — фотография Олли в газете.
Голос рассказчика: «Город, приговоривший его к смерти, не мог забыть Олли, и на следующий день его фотография, фотография легенды, снова появилась в газете».
