Ее «законы» и «правила» были прелестны, если их читать. Но та же склонность все каталогизировать и раскладывать по полочкам – склонность, прослеживавшаяся на протяжении всей ее жизни, – иногда ужасно раздражала. Она скорее декларировала, чем советовала. Была слишком жестокой в своих оценках, слишком неумолимой, слишком остроумной. И еще слишком беспокойной и слишком суматошной. Как и подобает лебедю, разумеется.
Хотя Тео получила огромное удовольствие от своего головокружительного появления в свете и от того повышенного внимания, которое высшее общество уделяло каждому ее высказыванию относительно стиля, но постоянные упоминания о лебедях (но никогда об утятах) страшно ей надоели.
К осени 1815 года все газеты взяли за обыкновение запрашивать что-нибудь из ее новых «законов». «Ля Белль Ассамблй», например, никогда не забывала включить в номер подробное описание каждого ее костюма (с ее, Тео, объяснениями).
«Как будет замечательно, если Джеймс по возвращении узнает, что его жена стала теперь в свете величиной, с которой нельзя не считаться», – думала Тео.
Так что теперь ее сопровождали два призрака. Один – ее матери – стоял у одного ее плеча, а другой – Джеймса – у другого. Конечно, она не окружала романтическим ореолом свое замужество, но все же часто размышляла и спрашивала себя: «Где крылась ошибка, чья была вина?» Но уместно ли говорить о виновности в браке?
В конце концов Тео пришла к заключению, что это отец Джеймса толкнул его на поступок, противоречивший морали. Но все же Джеймс по-своему любил ее. В этом она была твердо уверена.
Предел, который назначили они с Сесилом, неотвратимо приближался, и Тео поняла: ей следовало примириться с мыслью, что за оставшееся время какие-либо известия о Джеймсе могли появиться только чудом.
Сразу по наступлении 1816 года она пригласила Сесила на встречу с семейным поверенным мистером Бойторном. Поверенный долго, со всеми подробностями, распространялся по поводу петиции в Палату лордов о «признании скончавшимся за отсутствием». И он обстоятельно обосновал невозможность дальнейшего существования Тео без четкого определения ее положения – то ли жены с долгом и обязанностями, то ли вдовы со свободой выбора.
– Мы должны отслужить заупокойную мессу по моему мужу, – сказала Тео, когда поверенный умолк, чтобы передохнуть. – После того, разумеется, как мы объявим его умершим. Было бы глупо, мне кажется, носить траур в течение целого года, но я обязательно буду соблюдать траур хотя бы какое-то время. Джеймс был очень молод, когда покинул Англию, но еще многие его помнят.
