– У нее безупречная фигура, – с легкой завистью заметила Кларибел. – Просто идеальная.
– Мужчину это не волнует, мой нежный лютик, – отозвался Сесил.
Кларибел закатила глаза, а ее муж тихо добавил:
– Она ужасно холодная. Я обожаю ее, но не завидую мужчине, за которого она выйдет замуж. Только взгляни на нее…
Супруги повернулись и увидели графиню в окружении мужчин, тесно сбившихся в кучу, как мелкие монеты в церковной кружке.
– Они восхищены, заинтригованы, даже очарованы, – сказал Сесил. – Но я много раз наблюдал ту же самую реакцию в Париже. По-моему, именно поэтому вокруг нее не возникло и тени скандала в последние шесть лет. Ни один мужчина по-настоящему не захотел уложить ее в постель.
– Сесил, что ты такое говоришь?!
Он бросил на жену озорной взгляд.
– Вот ты – совсем другое дело. Увы, моя фигура тоже уже не та, что прежде.
– Как будто меня это волнует, – пробурчала Кларибел.
– Тогда почему же ты думаешь, что я не наслаждаюсь каждым изгибом твоего тела? – сказал Сесил, и выражение его глаз подтверждало искренность слов. – Более того, Кларибел, мне нравится, что ты с удовольствием делишь со мной постель. Ты моя…
– Мистер Пинклер-Рейберн! – воскликнула Кларибел. – Вы забываетесь! – Однако щеки ее пылали, и она с нежностью добавила: – Нам с тобой повезло, Сесил. Но хватит этих глупостей! Что там сказала леди Айлей насчет чудесных сказок?
– Все те, кто называл ее гадкой герцогиней, откажутся теперь от своих слов, – ответил ей муж. – Графиня превратилась в лебедя. И она посадила насмешников в лужу, превратив все в шутку.
– Я совсем ничего не помню об этом, – пробормотала Кларибел, наморщив нос. – Моя мама сказала, что все это ужасно грубо и недостойно. Она не позволяла нам читать газеты целую неделю.
Сесил наклонился и поцеловал жену в нос.
– Я знаю, дорогая. Вот почему ты – моя сладкая тарталетка, а Тео – великолепный, но твердый сухарь.
– Я не тарталетка, – сказала Кларибел, но не смогла сдержать улыбку.
Гости на балу у Пинклер-Рейбернов больше всего напоминали Тео воробьев, расположившихся на изгороди, слетевшихся туда с дерева большой стаей, отчаянно галдящей. Но стоило одной птице взлететь, как все остальные, истерично чирикая, устремлялись за ней, и вся стая почти одновременно опускалась на другую изгородь, примерно ярдов на десять левее. Или правее.
«Ключом к управлению вечером, – решила Тео, – должен быть воробей, который определяет поведение стаи». И поэтому когда бальный зал невыносимо переполнился, она прошла на террасу, уводя за собой многочисленную группу джентльменов, которых неудержимо влекло к ней. Когда же к ним присоединился мистер Ван Вехтен в своем пурпурном бархатном фраке в оранжевую полоску, она заговорила с ним столь пренебрежительно, что он ретировался так же быстро, как и пришел. То же самое произошло и с мистером Хойтом, о котором ходили слухи, что он владел огромным состоянием в золоте, но имел склонность демонстрировать свои сокровища в виде вульгарных блестящих пуговиц.
