означающего «составляющий основу, сущность чего-либо».
Если мы будем придерживаться названной позиции, то определим международно-правовые договоры как менее приоритетные по сравнению с Конституцией. Кроме того, стоит учесть и то, что договор – источник обязательства, а не норм. Нормы же международного права основаны на принципе, «согласно которому общее согласие государств порождает нормы, имеющие общее применение»[153], которые в свою очередь являются международными обычаями – доказательством всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы, о чем говорится в части 1 статьи 38 Статута Международного суда ООН.
Из этого следует, что решения Европейского суда необходимо рассматривать в парадигме обычного права. При таком подходе прецеденты ЕСПЧ должны фиксировать не мнение суда, а обычай, и являться не актом правотворчества, а отражением правовой позиции по конкретному вопросу. Акты толкования ЕСПЧ сами по себе не относятся ни к международному праву, ни к juscogens[154]. Их содержание обусловлено компетенцией самого органа, поэтому, возвращаясь к вопросу о возможности изменения толкования Конституции во исполнение решения ЕСПЧ, заключим, что позиция Европейского суда может быть принята лишь как возможный ориентир, а не императивное предписание. Конституционный суд толкует Конституцию, а ЕСПЧ – Конвенцию, что позволяет ему указать на несоответствие норм российского законодательства Конвенции, а не Конституции. Приведение же толкования Конституции в соответствие с требованиями Европейского суда должно соответствовать национальным интересам и национальным институтам[155], – считает Валерий Дмитриевич Зорькин, председатель Конституционного суда Российской Федерации. По его мнению, сотрудничество России с ЕСПЧ плодотворно сказывается на развитии законодательства и поиске недочетов в праве. Несмотря на твердую позицию Конституционного суда по некоторым вопросам, во многом Россия прислушивается к решениям ЕСПЧ. Ярким примером считается позиция Конституционного суда, отменяющая смертную казнь из-за сложившегося естественного моратория во исполнение положений Конвенции.
Пытаясь определить, на чьей стороне приоритет – принципа суверенитета или принципа соблюдения договора, представим картину абсолютизации одного из них. В результате моделирования подобных обстоятельств становится очевидно, что один из принципов всегда будет нарушен, если отдавать приоритет другому. Они находятся на одной чаше весов, а значит требуют равновесия путем нахождения компромисса. «Достижение баланса между принципами (оценка веса, взвешивание принципов) является типичной формой реализации принципов»
