Билл мысленно возвращается к первой встрече с той, что называет себя Аямэй. Тогда, в холле, она окинула его профессиональным взглядом. А в Люксембургском саду она обменивалась книгами со своими учениками — наверняка эти книги служат почтовыми ящиками. Он вспоминает ее квартиру — прибранную, вылизанную, упорядоченную, если не считать коробок с фотографиями Аямэй и газетными вырезками о Тяньаньмынь. Он понимает теперь и ее повадку, эту подлинно военную выправку, и усердные занятия боевыми искусствами.
Ему вспоминается их первое свидание. Ее руки были неподвижны, когда она говорила: только опытные агенты умеют так владеть эмоциями. Когда она в первый раз рассказывала ему о Тяньаньмынь, прозвучали такие слова: «Спасение нынешнего Китая — не в демократии». Когда они в первый раз занимались любовью, она сказала: «Я кукла, марионетка, и кто-то невидимый дергает за ниточки, чтобы я плясала». А он, как дурак, ляпнул в ответ: «Все мы марионетки в мире иллюзий».
Эта женщина — его двойник. Почему он не узнал себя? Как мог быть настолько слепым и глухим?
Она его соблазнила — а он-то думал, что соблазняет ее.
Она играла с ним — а он-то корил себя, что играет с ней.
Он потирает виски, пытаясь пресечь начинающуюся мигрень. Аямэй давно завербовала Филиппа Матло, и он работает на китайцев. Она задействовала его для передачи американцам фальшивой информации. Благодаря Биллу Каплану, он же Джонатан Джулиан, этот фокус оказался детской игрой.
Он поверил в нее. Его начальство поверило в него. Его поздравили с успехом, посулили повышение. Все остались в дураках.
Это не моя вина, думает он. Эта чудовищная ошибка — не моя вина. Я только исполнитель…
Билл вскакивает с кровати. Сбрасывает пиджак и брюки прямо на пол и засучивает рукава рубашки. Он развинчивает лампу, свой мобильный телефон, будильник, потрошит матрас и валик в изголовье, обследует письменный стол, компьютер, разбирает бачок в туалете, поднимает половицы. Пот льет с него градом. Он стаскивает рубашку, проверяет на всякий случай даже подошвы туфель. Все перерыто. Тщетно. Ни камеры. Ни жучка. Ни записывающего устройства. Она ничего не установила в его квартире. И он ничего не установил у нее, если не считать камеры для съемки Филиппа Матло. Они оба плутовали лишь словами. Только взглядом да сексом пользовались для нагромождения лжи.
Кто она? Какой у нее оперативный псевдоним, как ее зовут по-настоящему, где она обучалась? Сегодня она испугалась, ему бы, воспользовавшись этим, вырвать у нее признание. Но он испугался правды. Упустил момент. Отступил. Дал ей уйти.
