Едва получив деньги по чеку, сестра испарилась. Сдала свою квартиру, ушла с работы, опустошила свой банковский счет, аннулировала телефонные абонентские договоры. Когда я получил от нее пакет с бразильским штемпелем, я уже почти два месяца как потерял ее след, обзвонив всех общих знакомых, «Галерею Лафайет», больницы и даже морги. Хоть мы и не были слишком близки, Лиз никогда не забывала позвонить детям в их день рождения, 7 февраля. Впервые она этого не сделала. С этой даты я начал беспокоиться, но колебался, связываться ли с полицией ради заявления об исчезновении, зная, что они пошлют меня куда подальше – так значит, вы говорите, ваша сестра, взрослая, и со всеми прививками… При ее возрасте и положении большинство людей исчезает по собственной воле.
Как бы там ни было, я начал с этого маленького, нетерпеливо разорванного пакета – но кой черт понес ее в Бразилию?! В нем оказался блокнот в коричневой кожаной обложке – дневник нашей матери. Дневник тридцатилетней давности, написанный, когда ей было столько же лет, сколько мне сегодня. Я обнаружил там и текст, который Лиз назвала «пояснительной запиской». В самом деле, эта записка содержала некоторое количество пояснений. Слава богу, я сел, чтобы прочитать ее.
Я устроился на диване, все на том же диване, твоем, Кора, от Арне Якобсена, который ты так и не решилась продать, даже когда у нас было туго с деньгами. Я полистал дневник Грас, но быстро прекратил, окаменев от сквозившей в нем правды. Окаменев и от одной фразы – Лиз моя любимица. Я это знал, конечно, но вот так, написанное черным по белому… Гадко стало.
Тогда я начал «записку» Лиз, с трудом разбирая ее корявый почерк.
Малыш, с днем рождения.
Да, я жива. Прости, если ты беспокоился. Все-таки не будем преувеличивать, меня не было всего несколько недель… Вообще-то я тебя знаю: ты нытик… Так что сожалею.
Мне надо было уехать. Я оставалась ради мамы, но сегодня мне надо было уехать как можно дальше, где никто ничего не знает, где никто меня не знает, где я смогу, быть может, стать кем-то другим или просто кем-то.
То, что я собираюсь тебе рассказать, не такая вещь, чтобы тебя успокоить, но так надо. Потому что как бы там ни было, я тебя люблю. Ты мой брат, и тебе из-за этого досталось, по-другому, не так, как мне, но тебе было плевать. Мы не знаем друг друга, не понимаем друг друга, но по крайней мере у нас есть что-то общее: это боль.
Я все ломаю голову, что ты думаешь о том, что произошло на Рождество, в доме. Должна тебя сразу предупредить: я тут очень даже при чем.
