Вино одиночества | страница 92



Элен было по-дружески жаль Макса, и она ласково дотронулась до его щеки; она чувствовала себя такой сильной, такой спокойной, уверенной в своей власти над ним, но вдруг отдернула руку, нахмурилась и, только чтобы посмотреть, как он вздрогнет, как покорно и испуганно поднимет на нее глаза, произнесла:

— Оставьте меня...

— Элен, — отрывисто сказал он хриплым голосом, — я люблю тебя, я хочу жениться на тебе, я люблю тебя, моя милая Элен...

— Что? — изумленно воскликнула она, ощутив внезапный прилив ненависти и злобы. — Ни за что на свете, — пробормотала она, — ни за что на свете...

— Почему? — спросил он, недобро сверкнув глазами, и это снова воскресило в ее памяти того ненавистного Макса, врага ее детства; она пожала плечами и чуть было не сказала: «Потому что я не люблю вас...», но быстро опомнилась. «Ну нет... Он вовеки не простит меня, все будет кончено, игра будет кончена... Выйти за него замуж?.. Ах нет, что за глупость. Моя месть не настолько слепа, чтобы ради нее рисковать своим счастьем... Я не люблю его...»

Она лишь молча покачала головой. Он догадался, побледнел и обнял ее.

— Элен, прости меня, прости, откуда я мог знать?.. Я люблю тебя, ты еще такая молоденькая, ты полюбишь меня... Не может быть, что ты меня ни капельки не любишь, — с горечью и жаром говорил он, целуя ее щеки и губы, пока она не сопротивлялась.

Стук дождя утихал; все отчетливее слышалась легкая мелодия капель, скатывающихся с листьев. Макс прижимал ее к себе, и она чувствовала, как дрожат его губы, как он целует, слегка покусывая сквозь тонкую ткань платья, ее плечо.

Она слегка оттолкнула его:

— Нет, нет...

Он хотел было поцеловать ее в губы, но она отвела судорожно сжатыми руками его нежное, страстное лицо.

— Отпустите меня! Я слышу шаги, это моя мать! — воскликнула она в смятении.

Он отпустил ее; бледная и обессилевшая, Элен упала на диван. Но это был лишь шофер, который пришел узнать, что ему делать. Пока Макс разговаривал с ним, она выскользнула из комнаты и убежала.


В Биарриц в тот вечер они не поехали. Элен вернулась к себе и легла спать. Ее узкая кровать стояла у окна комнаты, которая занимала весь подвальный этаж их дома; гул города врывался в окно; сверху слышались шаги матери, которая, пытаясь обмануть бессонницу и слезы, без устали ходила из комнаты в комнату; с улицы доносился шум мчащихся из-за города автомобилей и голоса допоздна гуляющих и целующихся на лавочках пар. Элен зажгла лампу и раздраженно посмотрела на декорации своей жизни: потолок с лепными красно-розовыми и цвета морской волны украшениями в стиле Директории, розовые шторы, длинные узкие зеркала на стенах. Ничего этого она не любила.