— Мы все равно не смогли бы сейчас попасть в Париж из-за войны, моя бедняжка, — грустно сказала мадемуазель Роз.
Они замолчали. Тяжелые капли быстро бежали по стеклу, будто слезы по лицу.
— Она даже не приехала встретить нас на станцию, — горько сказала Элен и почувствовала, как сердце защемило от тоски и боли.
Мадемуазель Роз привычно поправила ее:
— Не «она», а «мама»... «Мама не приехала нас встретить...»
— Мама не приехала нас встретить... Наверное, ей не очень-то хочется меня видеть... Впрочем, как и мне ее, — тихо добавила она.
— В таком случае на что ты жалуешься? У тебя есть в запасе еще несколько минут...
Она улыбнулась с выражением меланхоличной иронии, которая удивила Элен. Девочка спросила:
— У них сейчас есть автомобиль?
— Да. Твой отец заработал много денег.
— А... А дедушка с бабушкой? Они сюда не приедут?
— Я не знаю.
Но Элен догадывалась, что она уже никогда не увидит бабушку с дедушкой. Разбогатев, Белла сразу сделала вклад, обеспечивающий им пожизненный денежный доход в Украине. Таким образом, она навсегда могла забыть о них.
Когда Элен думала о бабушке с дедушкой, то испытывала невыносимое чувство жалости, которое казалось ей ужасным. Она старалась избегать мыслей о них, но то и дело вспоминала, как они бегут мелкими неуверенными шажками по перрону вслед уходящему поезду... Бабушка плакала, однако это было ее привычным состоянием, а старик Сафронов еще хорохорился, выпрямившись, он махал своей тростью и кричал дрожащим голосом:
— До скорого! Мы приедем навестить вас в Петербурге! Скажи маме, чтобы она поскорее нас пригласила.
— Как же, бедный дедушка может только надеяться, — прошептала Элен.
Она не догадывалась, что старик лучше ее понимал свою участь, и не знала, что после ее отъезда, возвращаясь в опустевший дом, он шел впереди своей стонущей и хныкающей жены, с досадой и угрызениями совести думая: «Вот пришел и мой черед! Я всю жизнь куда-то бежал, забывая обо всех ради собственного удовольствия, ради своих прихотей! Теперь я стар и выжат, как лимон, и сам плетусь за остальными». Обернувшись, он впервые в жизни соизволил подождать жену, сердито стуча тростью и крича:
— Ну давай же, шевелись, черепаха!
«Отставка для бабушки и дедушки», — подумала Элен с грустной иронией, которую она унаследовала от отца.
Тем временем автомобиль остановился перед большим красивым домом. Планировка квартиры Каролей позволяла разглядеть из прихожей даже дальние помещения. Через большие белые двери виднелась череда комнат в белых и золотых тонах. Элен ушиблась об угол огромного белого рояля, глянула на отражение в многочисленных зеркалах своего бледного потерянного лица и, наконец, оказалась в комнатке поменьше и темнее остальных, где, опершись на край стола, стояла ее мать, а возле нее сидел юноша, которого Элен не узнала.
