Ничего не придумав, Владимир Константинович оделся царем Федором Иоанновичем и устремился за помощью и поддержкой к видным городским лицам, которым, по его мнению, была небезразлична судьба русского психологического театра. В дверях, на выходе, он столкнулся с Самоваровым. Бородатое лицо режиссера под огромной дремучей шапкой того так поразило, что он не сразу узнал Мумозина, и удивленно спросил:
— Вы что, роль Робинзона Крузо репетируете?
— Как вы можете шутить в такую минуту? — возмутился Мумозин и постарался сдвинуть шапку более по-царски. — В ту минуту, когда надо положить конец этой кровавой вакханалии! Правоохранительные органы превышают свои полномочия… Художественного руководителя пытались обвинить Бог знает в чем — огульно, бездоказательно. Это верх бездуховности! Это аморально!
Владимир Константинович разволновался, царский мех на его груди волнами ходил от прерывистого горячего дыхания. Наконец, он сфокусировал взгляд на желтом лице Самоварова, несколько раз расширил гневно ноздри и вышел вон, тяжко хлопнув массивной купеческой дверью.
Дверной залп был покрыт дружным гомоном, в котором выделялись сипловатые ноты Мариночки Андреевой, уже знакомые Самоварову. Это значило, что актеры избавились от репетиции и разбредались теперь кто куда. Мариночка заметила Самоварова. Она отделилась от актерской группы и направилась к нему. Была на ней все та же коротенькая юбчонка и те же черные колготки, и теперь, на ходу, стало заметно, что ее ноги, хоть и длинные и худощавые, не вполне идеальны. Зато непропорциональный худобе бюст при каждом шаге проделывал колыхания такой причудливой траектории и настолько сладострастные, что даже у постороннего Самоварова дух перехватило. «Она что-то веселая сегодня», — недовольно подумал он.
— А вас тут ищут! — объявила Мариночка, сияя улыбкой. — Никогда не догадаетесь, кто. Вернее, догадаетесь, но вряд ли обрадуетесь. Ага, вот и вас затянуло! В самую гущу! Что я говорила?
— Вы ничего такого не говорили.
— Значит, думала. Быть не может, думала, чтоб таинственный художник из Нетска в стороне остался. У нас ведь эпидемия сумасшествия, я предупреждала. Но сейчас эпидемия кончается — ничего, переживем. Помучаемся еще чуть-чуть, зато потом спокойнее станет. Ее-то нет… Вам не пришлось, к сожалению, походить в жертвах нашей высокоталантливой звезды, ныне покойной. Не успели. Или успели? Вряд ли! У вас любовница такая миленькая…
— Это моя жена, — вдруг огрызнулся Самоваров.
