Юрочка плакал, как ребенок. Он хотел что-то сказать, но не смог и уткнулся лицом в куртку Самоварова, висевшую на гвозде. Послышались глубокие, смягченные тканью рыдания. «Только бы в подкладку не высморкался», — подумал жестокосердый от счастья Самоваров. Он подошел, обнял Юрочку за плечи и попытался оттащить его от своих одежд. Юрочка только мотал головой и еще глубже засовывал лицо в складки куртки.
— Ну же, успокойтесь! — взывал Самоваров. — Это нехорошо. Надо держать себя в руках. Вы же мужчина!
Наконец Уксусова удалось усадить на раскладушку. Он вытер лицо рукавами.
— Не знаю, чего я так расклеился. Это все Кыштымов, — объяснил Юрочка. — Сидит, водку пьет и посмеивается. Довыступалась, говорит, Таня. За упокой души пьет — и смеется.
Он теперь только заметил Настю.
— Здравствуйте, — сказал он смущенно и застегнул какую-то пуговицу на животе. — Я тут…
— Ничего, ничего! Выпейте воды!
Настя оглянулась вокруг, схватила с подоконника чашку в красненький горошек, еще пахнувшую кучумовкой, и умчалась в ванную.
— Это моя девушка, — пояснил Самоваров.
Уксусов кивнул.
— Я, собственно, к вам не плакать шел, извините, — сказал он. — Я только что от Кульковского. До чего человек хороший! Он совсем убит.
Самоваров представил откормленного румяного Вовку среди белизны и кружев и усомнился насчет его убитости. Но кто знает, Таня эта такая резвая была!
— Как там Кульковский? — спросил Самоваров.
— Лучше ему, — ответил Юрочка. — До чего хороший, душевный человек! Я ему банку меда снес (дядька привез из деревни), так он сразу целую тарелку съел… Хороший, душевный, переживает. Как узнал, что никого не арестовали, тут же сказал: «Это дело темное. Самоварова надо звать».
— Меня-то зачем? — не понял Самоваров.
— Я знаю всё, — значительно заявил Юрочка и подмигнул опухшим мокрым глазом. — Все про вас знаю!
— Что все? — Настя вернулась с чашкой воды и забеспокоилась, что сама не знает о Самоварове чего-то главного.
— Я ваши все дела знаю. Про убийство банкира. И про то, как в музее картины воровали, а вы стреляли в мафиозов и прыгали с крыши.
— Ниоткуда я не прыгал, — поморщился Самоваров. Но Юрочка не поверил:
— Кульковский не соврет! Он сам видел, как вы прыгали прямо на бандита и сбили с ног приемом.
— Кульковский тогда тут, в Ушуйске, сидел. Что он мог видеть? Ничего такого я не совершал, вранье все это.
— Нет, не вранье! Как же не совершал? — возмутилась Настя. — Если даже не прыгал с крыши, какая разница. Вы знаете, — повернулась она к Юрочке, — Николай Алексеевич удивительный, это правда! На моих глазах он за сутки раскрыл два убийства! В Афонине! И там как раз стреляли. Страшно было невозможно!
