В Эдике прежде не замечалось ничего романтического. Может, крыша поехала? В Ушуйском театре это обычное дело. Только Настя-то чему так радуется?
— Теперь угадай, зачем он на колени падал? — последовал новый вопрос.
— Настя, детка, я не силен в угадайках. И вообще не на тахте лежу. Это солидное учреждение культуры… — начал Самоваров, имея в виду тактичный профиль Галины Ивановны и ее проникновенную, все понимающую улыбку.
— А, музейные ваши все вокруг сидят? — догадалась Настя. — Бедняжка, ты не хочешь выглядеть глупеньким в их глазах. Ладно, я постараюсь побыстрее. Тут такое, что я до вечера не дотерплю! Я взорвусь, до того рассказать хочется! Угадай!.. Ладно, не буду! Это пусть считается риторическим вопросом, раз ты не станешь отвечать. Угадай все-таки, зачем Шереметев на колени упал? Пошевелись как-нибудь, покашляй, чтоб я поняла — ты пытаешься угадать.
Самоваров покашлял.
— Никогда не догадаешься! — засмеялась Настя. — Он приехал пригласить меня делать сказку!
— Сказку?
— Да. «Принцессу на горошине»!
— Опять? Что за бред? — не выдержал Самоваров.
— Опять! Ту же самую! Спектакль пользовался успехом, и надо его возобновить. Вернее, декорации возобновить.
— А что с декорациями? — удивился Самоваров. — Марля протерлась, что ли?
— Марля была в полном порядке. Зато театр сгорел.
Самоваров даже присвистнул:
— Вот это да! Я думал, такое только в анекдотах бывает. И что, совсем сгорел, до основания?
— Нет, конечно, раз меня приглашают новую марлю красить. Но полтеатра сгорело, и в том числе столярка и все декорации. Вся живопись Кульковского! Все эти колбасные колонны из Грибоедова, стенка с цветочками из «Последней жертвы», балкон знаменитый из «Ромео и Джульетты» — вся нечисть! Жалко только, что Кульковский все быстро наново намажет. А так бы славно было, если б все это сгинуло навеки. Это же был позор, пятно на мировом театре! А пожар — знак судьбы. Никто ведь не знает, где и отчего у них загорелось. Не иначе небесный огонь.
— Представляю себе горе Мумозина, — заметил Самоваров. — Такой конфуз в реалистическом театре…
— Мумозина там больше нет.
— Как, и он сгорел вместе с твоей марлей? — не поверил Самоваров.
— Он не горит и не тонет, — ответила Настя. — Мумозин теперь в Омске. Наверное, ставит «Федора Иоанновича», шапки шьет. А в Ушуйске новый режиссер и полная, как видишь, смена декораций. В прямом и переносном смысле И балкон сгорел, и Шехтман уехал в Израиль, хотя и обещал, и Лео Кыштымов, и даже Андреевы.
