— Страшно-то страшно, но неправдоподобно.
— Почему это? Ты разве знаешь, где они оба были той ночью?
— Классического алиби ни у кого нет. Муж говорит, что жена была дома — и наоборот. Две любящие пары, Мумозины и Андреевы, провели роковую ночь в законных супружеских объятиях.
— Как, ты Андреевых подозреваешь? — удивилась Настя.
— Мне не нравится актриса Мариночка, — подтвердил Самоваров. — Вернее, не нравится ее радость по поводу покаянной записки Лео Кыштымова. Она ведь вся сияла и призналась сама, что камень с души упал. Почему? Ведь никто и не заикался, что она в чем-то виновата. А ведь она ничуть не совестлива и не мнительна.
— Так ты думаешь, это она? А зачем? Из зависти? Из самолюбия?
— Черт ее знает. Да я и не говорю, что она душила. Просто странно себя ведет. Знаешь, у меня у самого совесть нечиста — стоим мы тут уже битый час, дурацкий автобус ждем, а ведь за мной должок. Я хочу пригласить тебя в «Кучум»! Ты должна отдохнуть от моих макарон. Хочешь?
— Посетить гнездо местного разврата? — обрадовалась Настя. — Кто же этого не хочет!
Быть может, спиртовая империя Андрея Андреевича Кучумова и пошатнулась. Быть может, сместилось что-то в ее основах, надломилось в глубинах, и яды разрушения заструились уже в тончайших и отдаленнейших ее капиллярах, но внешнее великолепие ее ничуть не потускнело. Ни одна лампочка еще не померкла в развеселой гирлянде вокруг портрета несимпатичного хана. Недоставало только чучела медведя в зале — оно, должно быть, уже участвовало в стриптизе. Самого стриптиза за ранним часом тоже не было видно: на сцене танцевали девушки, одетые легко в меха, но ничего сбрасывать с себя они не стали. Давешний официант узнал Самоварова и подскочил.
— Андрей Андреевич в десять будет. Пройдемте, — интимным сдавленным голосом проговорил он и ловко потек между столиков. Самоваров почувствовал себя важной птицей. Они с Настей уселись за указанный официантом столик в хорошем глухом уголке. В эту минуту нескончаемо плясавшие девушки на сцене вдруг оказались певицами и громко затянули что-то англоязычное. Стало весело. Начало ресторанного вечера обычно веселит. Музыка, легонько барабанами своими встряхивающая внутренности, звяканье чужих вилок и чужой смех, предвкушение, несвязные разговоры над пустыми тарелками, неопределенные взгляды, улыбающаяся неловкость — все это обещает нечто замечательное. «Будет легкость в кошельке и тяжесть в желудке. Возможно, пятно как на пиджаке, так и на совести», — говорил в таких случаях железный Стас Новиков, старинный приятель Самоварова. Фразу эту Стас выучил с отрывного календаря на 1989 год. Этот календарь висел у Стаса на кухне, весь пожелтел, но упорно держался на 4 февраля — дальше почему-то никто не стал срывать листочки.
