Дездемона умрёт в понедельник | страница 114
Геннадий Петрович медленно поднялся — униженный, весь в песке, с мороженым на седеющей груди. Он даже не посмотрел на Таню, которая тут же сидела на коврике и зачем-то прикрывалась халатиком. Когда Геннадий Петрович понуро двинулся к пирожковому киоску, Таня подхватила вещички и быстро пошла вслед за своим юным божеством.
На следующий день отплывала знаменитая баржа. Таня утром явилась в театр впервые после своего скандального исчезновения. Пришла она спокойная и веселая и тут же заявила, что никуда на барже не поедет. Мумозин по обыкновению заголосил об этике и психологизме. Таня улыбнулась и корявым от любви почерком написала заявление о собственном желании. Мумозин вспылил, скомкал Танино заявление и забросил его за кадку с пластмассовым фикусом, оживлявшим его кабинет. Таня попыталась сбежать без заявления. Мумозин схватил ее за платьице, вернул на стул и после полуторачасового монолога на свои излюбленные темы разрешил-таки уйти в отпуск. Благодарная Таня ни с того ни с сего вдруг отпустила Владимиру Константиновичу один из тех ненасытных поцелуев, к каким она с Владиславом пристрастилась в последние дни. Этим поцелуем сердце художественного руководителя было окончательно разбито. Разум его дотлел и естество настолько взбаламутилось, что вскоре, на барже, он стал легкой добычей бессовестной Мариночки.
А для Тани начался после райского июня еще и райский июль. Это было, как она сама говорила, химически чистое блаженство. После облучения на пляже ежедневно к трем часам дня она оказывалась в зашторенной тьме своей прохладной квартиры. Там, на простынях, пылало и фосфоресцировало раскаленное солнцем Владиславово тело и изливало в нее свой бесконечный девятнадцатилетний жар. Иногда Тане казалось, что это все продолжается один счастливый день (все тот же, первый!), а иногда — что дней уже прошло пятьсот, как у Явлинского. «Так не бывает! Это не может кончиться даже со смертью!» — шептала она фразу из какой-то пьесы, растекаясь счастливо по Владиславу. Владислав таких слов не говорил, он вообще говорил мало, он весь изошел в любовных ритмах и только тяжело дышал.
Потом надвинулись тучи — самые обыкновенные, небесные. Пошли дожди. Пляж посерел и забылся. Владислав начал говорить, и оказалось, что, кроме загара, ему еще необходимо и наращивать мышечную массу. Он стал отлучаться в тренажерный зал и принес однажды оттуда баснословный счет. Таня впервые узнала нужду. Раньше не случалось. Она только на сцене попадала в подобные ситуации, в той же «Последней жертве», но думала, что это драматургические натяжки, что так бывало только сто лет назад. Однако сидел теперь перед нею прекрасный шоколадный Владислав с явными слезами в глазах и в голосе, а у нее совсем не было денег! Таня выбежала в ужасе на улицу, под дождь, и долго дергала зонтик, пока тот не раскрылся, продрав кривой голой спицей ткань. В дырку потекло, и Таня расплакалась. У нее не было подруг в Ушуйске. Вообще не было подруг. Ни одной. Она села в автобус, в Новом городе долго бродила по улице Володарского, решая, в какую из служебных квартир позвонить. Позвонила к Лео, но того не было дома. Зато он отыскался в Юрочкиной квартире за кучумовкой, и все три друга, еще не спустившие гастрольные гонорары, насовали ей полную сумочку мелких купюр.