Китаец говорил спокойно, как человек ни в чем не заинтересованный, и Яманаси взволновался.
— Я не хочу вдаваться в политические тонкости, — заговорил он. — Мне с моим простым умом все равно их не постигнуть, я могу только возмущаться и презирать. Так я возмущаюсь фокусами Уда, этих американских громил.
Лин Дун-фын приподнял брови. На брови китайца Яманаси не обратил внимания и продолжал:
— У нас с вами нет никакого соперничества, никаких противоречий. Ваш народ не интересуется Камчаткой, а наша ассоциация думает только о Камчатке. Но у нас есть точка соприкосновения: мы одинаково ненавидим большевиков. То, что они делают, — невообразимо. Они делают то, что хотят.
Яманаси пожевал губами и коротко вздохнул.
— Я буду прост и откровенен, потому что в таких делах только и можно быть простым и откровенным. Вы, несомненно, стараетесь нанести вред большевикам, в этом смысл и радость вашего существования. Ассоциация японских рыбопромышленников в советских водах не останется в стороне от такого важного дела, она готова оказать вам материальную помощь.
Яманаси пытливо посмотрел на собеседника. Лин сидел так же прямо и спокойно, слова Яманаси, повидимому, не производили на него никакого впечатления.
— Вам не нужны деньги? — удивился Яманаси. — Простые дружеские деньги? Только для того, чтобы все происходило скорее и как можно лучше?
Лин Дун-фын, наконец, улыбнулся:
— Когда-то вы поссорились с вашим братом и вдруг видите, что на него напал разбойник. Разве вы не позабудете о своей ссоре и не наброситесь совместно на разбойника? Таков смысл ваших слов?
— Ну то-то же, — с облегчением выдохнул Яманаси.
Проводив китайца, он закурил и сел в кресло.
«Иосида соглашается, — думал он, — а я не соглашусь. Я должен действовать. Когда у большевиков начнутся неприятности, тогда они будут сговорчивее».
Помощник пастора Якимото подходил к Хонгази. Дул юго-восточный ветер. Над Золотым Рогом, над Чуркиным показались хлопья тумана. Они лежали на перевалах, как мраморные миражи, созданные искусным художником. В воздухе чувствовалась влажность. Первые звезды теряли золотой лак.
Китайцы выходили из черных дворов и переулков с фонариками или медными шахтерскими лампами. Огни качались и скользили по черным улицам, точно начиналась праздничная процессия. Издали представлялось, что это по черным лагунам скользят лодки.
Якимото постучал в дверь и сейчас же услышал скрежет крюка.
— Так поздно, а вы не отдыхаете, бон-сан?
