Здесь, в маленькой комнате с окном на залив, решили: открыть детскую площадку, ясли и помочь женщинам — женам рабочих — поступить на завод.
— А ведь все выйдет, — сказал Троян, испытывая чувство, что вот он сейчас отправляется в неведомую и прекрасную страну будущего. — Плита, базары, грязное белье... Привычка к оковам! Сложно, сложно!.. Но — выйдет, должно выйти.
Потом Краснов и Медведица ушли. Следовало уйти и Трояну, но он остался. Остался, как ему казалось, по совершенно законной причине, чтобы ближе познакомиться с человеком, который рвал со многим старым.
В Вериной комнате пахло морем, не было ни флакончиков с духами, ни коробочек с пудрой. Фотоснимки покрывали стены.
— У вас хорошо, — кивнул он на окно и стены.
— Во Владивостоке везде хорошо.
— Мне, между прочим, рекомендовал зайти к вам Филиппов. Я вам хочу сказать, что я о вас думаю. Общеизвестна трагедия, которую вы пережили на пароходе; тут интересны обстановка и обстоятельства этого вопиющего злодеяния, вы здесь лицо пассивное.
Вера кивнула головой.
— Но, — сказал Троян, — нелегко уйти из староверской деревни. В этом случае нужно незаурядное мужество.
Вера откинула голову к подушке дивана. Поэт видел ее профиль, прямую, высокую кость лба, прямой нос и неожиданно мягкую линию губ и подбородка. Вера коротко вздохнула. Лицо ее побледнело.
— Да, староверская деревня, — сказала она. — Сколько высокомерия, жадности. «Все не люди, только мы, староверы, люди». А говорят о святости, блюдут свою душу.
Губы ее задрожали.
— Особенно, знаете, для нас, женщин... — Она рассказывала скупыми словами. Троян сидел, откинувшись к спинке дивана, думал — «много ей пришлось перенести» — и ощущал, как вместе с простым человеческим сочувствием в сердце к нему прокрадывается восхищение смелостью и упорством этой молодой женщины.
Яманаси поместился в консульстве, на углу Китайской и Пекинской.
Консульство — неведомой архитектуры. Низ его, сложенный из пористых каменных плит, напоминал замок нового времени; верх — из гладкого блестящего гранита с казарменными окнами — ничего не напоминал. На крыше, над золотой эмблемой в виде тучного подсолнечника, правил веслом каменный женоподобный ангел в длинной рубашке. Очевидно зодчий вспомнил о потопе и Японии определил роль ковчега, спасающего человечество.
Яманаси с секретарем занимали две смежные комнаты. Окончились последние торги. Проклятая «Уда» победила везде.
Семьдесят восемь участков перешли в ее руки и только двадцать два остались за «Мицу-коси». Господствующее положение на советском побережье, власть, могущество, задуманные планы наступления на Америку, на окончательное освоение Камчатки — все рухнуло.
