Слышу, как Райли говорит мне:
— Брук, давай поменяемся, чтобы ты смогла позаботиться о нем.
Вскакивая со своего места, сажусь справа от Ремингтона и начинаю быстро копаться в его сумке с вещами, извлекая оттуда свои пакеты спиртовых тампонов, мазь и бинты.
— Давай я попробую излечить тебя, — шепчу я ему, и мой голос, о Боже, он звучит так интимно, даже не смотря на то, что все в машине наблюдают. Просто кажется, что я не использовала никакого другого тона, кроме этого, низкого и жесткого от эмоций.
Он полностью поворачивается в мою сторону, позволяя мне дезинфицировать раны, а его взгляд . . . я могу его чувствовать, блуждающий, любопытный, ощутимый, направлен на мое лицо, когда я смазываю мазью ту часть его губ, на которой всегда образуются порезы - мясистую часть нижней губы. Я инстинктивно прикусываю собственную губу, втирая мазь в его. Боже, я ненавижу, когда ему причиняют боль.
— И бровь обработай тоже; выглядит немного глубоко, — указывает Пит.
— Да, я вижу, — отвечаю я все еще тем голосом, которым не хочу говорить прямо сейчас, но вроде как не могу изменить его. Я пытаюсь умело действовать руками, но они очень дрожат, и тепло, исходящее от тела Ремингтона, такое горячее после боя, полностью окружает меня, как иногда его руки. Его быстрое дыхание достигает моего виска, и у меня все силы идут на то, чтобы подавить в себе желание наклониться ближе и вдохнуть это в себя, просто чтобы успокоиться, зная, что с ним все в порядке. И он, по крайней мере, дышит. Все еще полна адреналина, я направляюсь к ране над его глазом и закрываю порез двумя пальцами. Боже. Я не могу находиться так близко к нему. Сотни маленьких мурашек бегут по моим пальцам и рукам, прямо в мое пульсирующее маленькое сердце.
Втянув воздух, я нежно прижимаю порез, осматривая остальную часть лица . . . и натыкаюсь на голубые глаза, полностью сосредоточенные на мне. У меня внутри все сжалось.
Он, развалившийся на сидении под углом в мою сторону, и его неподвижность обрушивают на меня полное осознание того, что я чувствую свернутую энергию в его теле, как будто он готов наброситься. На меня.
Мое сердце набирает немного бо́льшую скорость, и я затаиваю дыхание, склоняюсь ближе, хватаю еще салфетку и произношу самым ровным голосом, на который сейчас способна:
— Закрой этот глаз.
Удерживая порез над его бровью, я начинаю очищать кровь с века. Подчиняясь мне, он зажмуривает один глаз, продолжая наблюдать за мной другим, как будто в моем выражении есть что-то такое, чего он очень жаждет увидеть.
