— Что, устал?
— Да. И сапоги не мои.
— Отцовы.
Лицо Егора под нахлобученным на глаза капюшоном казалось незнакомым, грубым, неприятно губастым.
— Ну, давай отдохнем.
Валерик задышал старательно и часто.
— Посмотри, — обратился к нему Егор. — Тропинка-то всюду ясная. Разве можно заблудиться?
— Нет, конечно, — согласился Валерик, придыхая. — Не пойму, чего я так запыхался?
— В гору идем. Не заметил? Это потому что лес. Сейчас спуск будет. Потом еще гора. Вон там похуже — круче, скользковато. Зато на станцию скоро дойдем. Ну, что, отдышался?
Здесь, в лесу, в видавшей виды штормовке и негнущихся резиновых сапогах, Егор напоминал не рекламного зубоскала, а, скорее, деревенского парня, крепкого, косноязычного, зато знающего все грибные и рыбные места. Конечно, он ведь почти вырос здесь, он, наверное, такой и есть.
Они снова двинулись по тропинке.
— Ты на каком курсе? — спросил Егор.
— Третий кончил.
— У Саакишвили?
— Нет, у Пронько.
— А! У дяди Миши! Он ничего. Я ведь тоже заявление подал, а вот не знаю, буду ли поступать.
— Что так?
— Не знаю. Я и в художественной школе учился. Бросил. Нудно. Хочу теперь на дизайн. Только аккуратности мне не хватает.
— Научат.
— Угу. А ты из ряда вон. Способный. Отец говорил.
— Да ну… — смутился Валерик.
— Говорил. Девчонка эта, Настя, не очень. Смазливая, вот все от нее и тащатся, а она нос задирает. Зато ты — это что-то…
Неужели Кузнецов так говорил? Валерику даже легче идти стало от неожиданного счастья. Дождь почти перестал, сеялся холодной пылью, но небо было глухое и темное. Начался крутой подъем.
— Тут можно было бы горой еще короче пройти, — заметил Егор, — только круто, по траве ты на своих мокроступах поедешь. Или рискнем? Срежем угол?
— Нет уж, давай по тропинке, как обещали.
Раскисшая земля елозила под ногами. Валерику пришлось хвататься руками за траву, за шершавые стерженьки подорожника, чтобы не съехать вниз. Он сильно наклонился, почти полз на четвереньках и не видел перед собой ничего, кроме зыбкой шоколадной полоски тропы.
Они шли теперь по краю обрыва. Распадок курился туманом; там, кажется, шумела невидимая река. Крутой срез горы порос мелковатыми деревьями, вцепившимися в почву с заметным усилием. Валерик старался не смотреть на этих скрюченных страдальцев и на торчавшие кое-где большие острые камни. Поэтому он почти наткнулся на Егора, который вдруг встал, как вкопанный.
— Глянь-ка!
Валерик выпрямился, посмотрел вниз, куда показывал Егор. Как раз под ними, на склоне тускло серебрилось пятно щегольской куртки Семенова. Совершенно неподвижное пятно.
