— Хорошо. Прямо сейчас и пойду, — Самоваров поднялся и направился к двери, хотя вовсе не собирался предлагать Насте Валерикову жертву и не считал даже, что она такой жертвы стоит. Хорошенькая, конечно, штучка молоденькая, и себе на уме, но в общем, не стоит. Зато выговорившийся Валерик благодарно посмотрел ему вслед. Значит, полегчало, вон и глаза ожили…
Когда перестанет дождь? То совсем еле сеял, то вдруг припустил такой крупный, что по луже у крыльца пошли не круги, а беспорядочная густая рябь. В Доме было мертвенно тихо. Самоваров нарочно громко шаркал ногами, надеясь привлечь чье-нибудь внимание, но Оксана, разлегшаяся на кровати прямо в кроссовках, даже не повернула к нему головы. Больше никого не было видно.
— Вы здесь одна? — спросил Самоваров.
— Похоже.
— А Анатолий Павлович где?
— Не знаю. В туалет вышел! Он желудком слабоват.
— И давно вышел?
— Не знаю. Мне кажется, утро это тянется уже лет сто. Уехали бы вчера, не влипли бы в такой кошмар.
— Оксана, — начал Самоваров с задушевного елея, — вы правы, конечно. Скверная случилась штука. Вот вы вчера уехать хотели, спали, должно быть, плохо, и наверняка что-то видели…
— Ничего я не видела, — отрезала Оксана. — И видеть не хотела. Все это не в моем вкусе.
— А сами вы где были?
— Не ваше дело. Что вы тут из себя сыщика изображаете? Кто вы такой? Табуреточник.
Самоваров вздохнул:
— Ладно. Последняя попытка. Вы вчера поздно вечером видели возле дома натурщицу Валентину?
Оксана криво усмехнулась:
— А, так называемую Валерию? Видела. Водкой от нее несло.
— А в котором часу?
— Ночью уже, чуть ли не в два. А что?
— Да ничего. Она вас тоже видела.
— Ну и что?
Самоваров загадочно помолчал и еще спросил:
— А Настя где?
— Вот уж не знаю.
И вдруг по ее лицу поползло некое подобие оживления.
— А Настю я как раз ночью и видела! Довольно поздно. Протиснулась вот в эту дверь в очень пикантном виде. К ней вот и ступайте, узнайте, с кем она провела время. Уверяю вас, не без удовольствия.
«Вот бабы! — подумал Самоваров. — Как же легко топят друг дружку! И из чего? Из соперничества? Но в чем? О, женщины, ничтожество вам имя!» Женоненавистнические мысли Самоварова потекли дальше по привычному нехитрому руслу и уперлись тоже привычно в бывшую девушку Наташу. Он стал в последнее время часто ее встречать. Она развелась со вторым мужем и жила у своей матери неподалеку от музея. Он поэтому и видел теперь часто, как она идет по тротуару в неудобных дорогих туфлях, тащит какие-то пакеты и — за руку — некрасивую крупную девочку, очень похожую на ее первого мужа. Пожалуй, Наташа и сейчас могла бы считаться красивой, хотя щеки несколько повисли и потянули за собою сварливые складки у рта. Но теперь Самоваров уже удивлялся, неужели он действительно хотел выброситься из окна после того, как прочел то письмо от нее? Значит, он все-таки постарел… Вон как несчастный Валерик рвется умереть за гениального Кузнецова и за Настю! Куда же подевалась эта самая Настя?
