Отец давил краски на палитру, его глаза быстро перебегали с лоснящихся атласных складок на холст. Чувствовалось в нем пополам недовольство и нетерпение. Теперь к нему не подходи! Но Егор решил не отступать, очень уж хотелось успеть на обратный пятичасовой поезд.
— Папа, есть разговор, — начал он, приготовился к трудному и внутренне сжался в твердый неживой комок.
— Ну? — Кузнецов даже не обернулся, скреб мастихином по палитре.
— Пап, это серьезно. Очень. Надо бы один на один.
Инна, не отрывая глаз от книги, встала, но Кузнецов тихо и зло ее остановил:
— Инна, сядь. Сейчас начнем.
— Это очень важно, папа, — прогудел Егор, нажимая на “очень”.
— Для кого?
— Для меня.
Кузнецов медленно повернулся. Глаза у него были чужие, глядели уже издалека, из неоконченной этой картины.
— Я ра-бо-та-ю. Ты что, забыл? Не мешать! Знаю твои важности. Чего детке хочется? Новых штанов? Самолет? Вояж в Монте-Карло?
И тихо закончил:
— Вон пошел.
Егор побледнел, даже вперед было дернулся, но потом круто развернулся к двери. Хотелось уйти твердо и презрительно, но получилось мимо. Он больно стукнулся плечом о косяк, и почувствовал спокойный провожающий взгляд Инны. Все как всегда.
Он уже низвергался по ступенькам, когда из глубины мастерской отец громко позвал:
— Егор!
— Да, — он с надеждой замер.
— Позови там ребят, пусть поднимаются. Сейчас начнем.
Ребята и сами слышали зов, торопились наверх. Пока они ставили этюдники, Кузнецов уже что-то трогал на своем холсте, соскребал негодное, разонравившееся. Двери и окна были раскрыты, вздувались и опадали штопаные тюлевые занавески, очень уютные и домашние. Утро Кузнецова снова начиналось радостно, работой.
По реке близился ровный, смирный гул хорошего мотора. Инна встала и высунулась в окошко. Внизу Валька, нежно-розовая в дико-розовом купальнике, полола свои грядки, но распрямилась, когда из-за поворота реки выскочила щегольская моторка, сделала широкий лихой круг и причалила к мосткам.
— Инна, — властно потребовал Кузнецов. Валерик и Настя были готовы. Инна вернулась, стала укладывать на венском стуле белую тряпочку, чтоб не кусали щели, и прислушивалась к голосам на берегу. Потом все-таки не выдержала и снова выглянула.
— Игорь, там Семенов приехал.
— Ну и что, — пробурчал Кузнецов, уже меся на палитре голубую в белилах.
— Надо бы выйти.
— Ну его к черту.
— Нельзя. Он же столько покупает. Дал денег на каталог. Это не первый встречный, не забывай. Не проситель. Это, как ни глупо звучит, меценат. Твой, — тихо увещевала Инна.
