— Где вы находились между семью тридцатью и восемью тридцатью вечера в день убийства Сусанны? — спросил я.
— А! — он пожал плечами и направился в спальню. — Всего хорошего, Арес, — с этими словами он исчез.
Я передразнил его движения и рассмеялся. Затем покинул особняк.
На следующее утро я постучал в дверь дома, где жила служанка Сусанны; мне открыла непричесанная старуха с угрюмым лицом.
— Чего надо? — спросила она, зевая.
Я мягко отстранил ее и быстро вошел в дом. Старуха, протестуя, двинулась за мной. Я потребовал, чтоб она помолчала. Затем молча указал ей на стул. Она помертвела от страха.
— Зачем ты обманула полицию, бабуля? — нежно спросил я.
Старуха чуть не задохнулась от возмущения.
— Вы ошибаетесь, сеньор, — пробормотала она.
Я улыбнулся.
— Ладно, ты их не обманывала, — произнес я. — Но скрыла часть правды. Кто последний заходил к Сусанне в тот вечер?
Она судорожно сжала губы.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
Я грозно посмотрел на нее.
— Шантаж — скверная штука, бабуля.
Она, казалось, успокоилась и посмотрела на меня презрительно.
— Не знаю я, что вы хотите этим сказать, — упрямо повторила она.
Это вывело меня из терпения, в моих глазах сверкнула ярость. По возрасту эта женщина годилась мне в бабушки и меня удивило, как эта убеленная сединами особа может быть столь лживой. Во мне поднималась волна отвращения.
— Послушай, бабуля, мне терять нечего, — произнес я отчаянным тоном. — Мне нужна твоя помочь.
— Никаким шантажом я не занимаюсь, — возмущенно заявила старуха. — Сеньор Рамераль приходил сюда на следующий день после смерти сеньоры Сусанны и сказал, что если его имя появится в газетах, это может повредить его репутации. Он меня просил сказать полиции, что я его в тот вечер не видела, и подарил мне двести песо. А что мне оставалось делать? Мне очень нужны деньги и я их взяла. Кроме того, богачи всегда выходят сухими из воды. Мне очень жаль, что вы попали в такой переплет. Но сейчас я сказала правду. Когда я уходила, сеньор Рамераль все еще находился в комнате сеньоры Сусанны.
Хотелось верить, что она не врет. Да, в этом деле все так запутано, почище чем в критском лабиринте.
— Спасибо, бабушка, — сказал я, взяв ее за плечо. — До свидания!
Спускаясь по лестнице, я размышлял над этим темным путаным делом. Я думал о сенаторе и его письмах, о Рамерале и его лжи, об этом Батлере с его сомнительными махинациями. Но пока никого из них не мог вывести на чистую воду.
В полном смятении чувств я подошел к тому месту, где Макейра поставил машину.
