Рисунок на снегу | страница 36
А тут ещё Женя неожиданно попросила:
— Тиша, расскажи сказку.
Тихон давно забыл все сказки. Но отказать сестрёнкам не может. Он силится вспомнить хоть какую-нибудь, хоть самую непритязательную — и не может. В голове только то, чем он живёт уже третий год. Однако говорить что-то надо, и он начинает:
— Жили-были две девочки, хорошие, послушные, совсем такие, как вы. И вот однажды пришёл в хату, где жили девочки…
— Фашист? — спрашивает Женя.
— Ага, фашист, — соглашается Тихон.
— С торбой?
— С огромной торбой, — подтверждает Тихон и продолжает уже совсем уверенно, будто это и хотел рассказать сестрёнкам: — Ходил фашист по земле и всё, что видел, запихивал в торбу. Ограбил он все страны, всю землю. Уже торба была полным-полна, тяжела-неподъёмна, а ему всё мало.
Притащился он к хате, где жили маленькие хорошие девочки. Увидел их и захотел взять с собой. Запихнул в торбу, торба стала ещё больше. Захотел фашист стронуть её с места — и не может. Будто приросла она к земле. Тащил-тащил фашист торбу и…
— Лопнул?
— Ага, лопнул.
— А девочки? Куда делись девочки?
— Выскочили и побежали к своей маме. Женя и Нина с облегчением вздохнули:
— К маме… Всё равно страшная сказка.
— Конец хороший, а сказка страшная. Ты такие больше не рассказывай, ладно?
— Ладно, больше не буду. Вы спите.
Девочки замолкли. Тихон повернулся на бок, прислушался.
В хате тихо. Только едва слышно тикает будильник да за стеной ворочается на кровати бабка Мальвина. Не спится Тихону. А может, это ветка старой яблони ему спать не даёт, корябает и корябает стекло в окне? И ветер крутит за хатой снег.
Ворочается Тихон на печи, никак не может заснуть. А может, не ветка, не ветер ему спать не даёт? Может, это мысли его?
Он прислушивается, спят ли Нина и Женя. Они дышат учащённо, словно торопятся. А ему не спится.
Тихон натягивает одеяло на уши, чтобы не слышать, как корябает ветка стекло. Жалко ему их, сестрёнок. А что он может сделать, чтобы им жилось иначе? Ничего. Не остановишь ведь ветер, что шумит за окном…
Может, если думать про что хорошее, тогда заснёшь?
И Тихон заставляет себя думать про хорошее.
Он вспоминает, как перед самой войной принёс домой табель и показал матери.
— Во, смотри, — тыкал он пальцем в бумагу, где стояли отметки, и от нетерпения сам принялся читать не спеша, будто только теперь видит написанное, хотя знал уже на память: — «Переведён в третий класс с отличными успехами и с примерным поведением». И во — пионер! — У него на груди пламенел красный галстук, яркий, как знамя.