— И роздали людям всё, что фашисты хотели вывезти в Германию?
— Ага, так это сделал командир нашего отряда Александр Иванович Самуйлик!
Рассказ о подвиге командира Тихон слышал в отряде, в партизанской школе, открытой по инициативе Урбановича в семейном лагере. Выкопали для этого большую землянку, сколотили столы из досок, лавки. Вместо тетрадей молодой берёзовой коры надрали. На ней и писали карандашом. И наставница у них была, как в настоящей школе, только одна на три класса. И учились не каждый день. Тихон ходил в третий класс. Правда, пешком он не ходил. Всегда кто-нибудь из партизан подвозил верхом на коне эти два километра. Отряд-то конный, как у Будённого.
Однажды в школьную землянку пришёл командир отряда. Он рассказывал ученикам о войне 1812 года, о том, как мужественно сражались русские солдаты, обороняя от захватчиков Отчизну.
Тихон не сводил глаз с ордена Ленина, поблёскивавшего на гимнастёрке командира.
— За что вы получили орден? — не утерпев, спросил Тихон.
— Расскажите!
— Расскажите! — послышалась детская разноголосица.
И Александр Иванович рассказал. Тихон слушал и боялся дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.
Теперь так слушал его Лёнька.
…Они остановили поезд красным флажком, как останавливают железнодорожники, когда впереди какая-нибудь опасность. Потом дали залп по вагонам. Фашисты подумали, что на них напал целый партизанский отряд, повыскакивали из вагонов, бросились за насыпь. А наши — их было одиннадцать человек — на паровоз и сорок километров ехали с советскими лозунгами, с флагами, пока всё добро, награбленное фашистами, — рожь, пшеницу, кур и гусей — не роздали людям. Потом облили бензином, подожгли и на полной скорости пустили пылающий поезд на разобранный ещё в первые дни войны мост, в речку Пину…
Заворожённый рассказом друга, Лёнька с минуту молчал.
А когда заговорил, то слова его не были неожиданными для Тихона.
— Тиша, возьми меня с собой в отряд! Ты же знаешь, я не трусливый, я тоже разведчиком буду. Вместе будем ходить. Я за тебя жизни не пожалею. Возьмёшь, Тиша?
Тихон молчал. Он понимал друга: и сам ведь когда-то вот так же рвался в отряд.
А Лёнька упавшим голосом тянул:
— Я один пошёл бы. Да боюсь не найду партизан…
— Может, подождёшь до весны? Тогда все в лес пойдут.
Лёнька смотрел Тихону прямо в глаза.
— Если ты друг — возьмёшь.
И Тихон согласился, не мог не согласиться.
— Только предупреди мать, — сказал он. — Записку ей напиши, чтобы знала, где ты. Утром я за тобой зайду.
