Отчего же, отвечает господин Вейльхенфельд, с удовольствием поем.
Тогда садитесь, берите ложку и кушайте, дорогой господин Вейльхенфельд, говорит мама и указывает ему на стул.
И отец тоже приглашает его жестом сесть, и моя сестра тоже машет рукой.
У вас растет фасоль, спрашивает маму господин Вейльхенфельд.
Нет, в этом году фасоли у нас нет, говорит мама господину Вейльхенфельду.
А помидоры, спрашивает господин Вейльхенфельд.
Помидоров тоже нет, говорит мама.
Странно, мне именно сейчас особенно хочется беседовать с людьми, объяснять им их заблуждения, говорит господин Вейльхенфельд, вернувшись на свое место. Но как раз этого ему не разрешают, ему…
Ну, а теперь давайте ужинать, говорит отец.
Господин Вейльхенфельд, когда он у нас был в тот раз, твердо решил всегда быть начеку и сохранять спокойствие. Но я не всегда начеку, говорит он, и иногда срываюсь. Отец подливает в тарелку господину Вейльхенфельду еще немножко, господин Магириус вот-вот снова заснет, мама, когда она ест, ест тихо, а сестра моя шумно.
Гретель, говорит мама.
Что, отзывается та.
Веди себя прилично, говорит мама.
Тут господин Вейльхенфельд захотел показать нам, какой была его жена, она вот уже семнадцать лет, как умерла, но оказывается, что фото у него не с собой, а в другом пиджаке, который дома в шкафу остался. Нет, господин Магириус больше ничего не хочет, ни есть, ни пить, спасибо. Я смотрю на господина Вейльхенфельда. Мне кажется, что он сейчас сорвется, но он все-таки не срывается. Тогда я принимаюсь разглядывать его руки, пиджак, пуговицы на пиджаке. На одном рукаве у него есть пуговки, а на другом нету. Сестра все равно шумно прихлебывает.
Маргарета, прикрикивает отец.
В тот вечер, когда господин Вейльхенфельд ужинал с нами и на столе стояла праздничная йенская супница, мама дала каждому на десерт еще по яблоку, но господин Вейльхенфельд решил свое яблоко взять домой, чтобы съесть его потом, когда спать ложиться будет. Он аккуратно сложил салфетку, мама пригласила их с господином Магириусом расположиться у камина, и все уселись в кресла, а отец пошел в свою приемную за сигарами.
Странно, что господин Вейльхенфельд, который так долго не был на людях, теперь вдруг оказался в кресле в нашей большой гостиной.
Вдруг маме показалось, что в саду кто-то ходит, но потом ей, наверное, это просто послышалось.
А дальше началась философская беседа, которую все ждали, правда, у каждого была на то своя причина. Господин Магириус хотел с иной стороны узнать отца, который вскоре выпишет медицинское свидетельство о его смерти, отцу не терпелось в личном разговоре услышать философские мысли господина Вейльхенфельда, которого он всегда высоко ценил, пусть даже и издали, а господину Вейльхенфельду хотелось побеседовать с людьми, проверить на слух, смогут ли еще складываться во фразы уцелевшие в памяти слова. Ждала ли мама этой беседы, не знаю, не могу сказать.
