Мамочка, кричит сестра, свет, включи же свет!
Мамочка, кричит она, где ты?
Тут, говорит мама, где же мне еще быть. Здесь я, конечно, здесь.
И поднимает руку, совсем как в школе, чтобы сестренка увидела.
И пытается встать, хочет пройти по кухне и включить наконец свет, но как будто опять забывает. И только когда ее рук и лица совсем уже не видно в темноте и отец, вернувшись с визитов к больным, начинает стучать в прихожей своей ненастоящей ногой, мама встает и включает свет. И потом накрывает на стол, но есть никому не хочется. Берите же, говорит мама и пододвигает нам тарелки, но отец качает головой и говорит: Не сейчас, потом, может быть. И еще очень много времени проходит, и он берет кусок хлеба, разрезает его пополам, но ничем не намазывает, а поднимает ножик и вскрикивает: Помяните мое слово, не то еще будет.
А что еще будет, спрашивает сестра и оглядывается на дверь.
Будет то, чего не миновать, говорит отец, но что же именно, он нам сказать не хочет.
Тогда мама кладет обратно в корзинку хлеб, который она после отца взяла, даже не разрезав, и тоже говорит, но совсем про другое. Что в другие времена такому знаменитому философу, как господин Вейльхенфельд, полагались бы торжественные похороны, а на них или немного погодя его ученики и домашние предпочли бы смерть, потому что не смогли бы жить без него.
А почему не смогли бы, спрашиваем мы.
Да уж потому, говорит мама.
Так ведь он же был один как перст.
Неважно, говорит она.
Ты про это говорил только что, спрашиваем мы отца.
Во всяком случае, отвечает отец, есть мне совершенно не хочется, пойду прилягу. У меня сегодня был очень тяжелый день. Он встает и идет в комнату, где он пациентов принимает, хотя ничего не ел сегодня и, наверное, не будет уже.
Да ты ведь совсем ничего не ел, кричит мама вслед, так ни к чему и не притронулся.
Да-да, говорит отец, закрывает за собой двери и, наверно, ложится. И когда он уже прилег, сразу становится так тихо-тихо, хотя он и не кричал вовсе.
Значит, раз господин Вейльхенфельд умер, то теперь и фрау Абфальтер тоже умрет, спрашивает сестра маму.
Нет, отвечает мама, эта не умрет. И убирает ужин, колбасу, сыр в кухонный шкаф. И мы за ней ходим от стола к шкафу и обратно и выспрашиваем, что же отец по правде имел в виду, когда сказал, что еще и не то будет, но мама нам этого не говорит. Может быть, сама не знает, а может, просто нам сказать не хочет. А когда она укладывает нас в постель и укрывает одеялом и я спрашиваю, как это они
