П сел и трясущимися руками передал листок Партмузе.
— Есть, — проговорила она, заглянув в список, после чего передала его Джингисхану Старшему, однако тот в этот момент задремал, поэтому список перешел к Младшему.
— Маршала К там нет, — сказал он, — а я есть.
Он протянул список Чистильщику.
— И я есть, — сказал Е.
Хряк повторил то же самое.
Последним получил список Евнух.
— Меня нет, — сказал Министр иностранных дел и вернул листок Министру госбезопасности.
Тот аккуратно сложил его и сунул в портфель.
Министр атомной энергетики в списке действительно не значится, резюмировал Лорд Эвергрин. Тогда почему же А приказал арестовать его, удивился Балерун и недоуменно взглянул на В. Почем мне знать, ответил тот; возможно, О заболел, но вообще-то А всегда поступает, как ему заблагорассудится.
— Я не приказывал арестовывать О, — сказал А.
— Брось врать, — рявкнул Джингисхан Младший, — если бы не приказывал, он был бы сейчас тут.
Все замолчали. А продолжал спокойно посасывать трубку.
— Назад пути нет, — хладнокровно проговорила Партмуза. — Список существует, это факт.
— Список составлен лишь на крайний случай, — пояснил А, отнюдь не пытаясь оправдаться. Он с удовольствием попыхивал трубкой, будто речь не шла о его жизни и смерти. — На тот случай, — добавил он, — если Политсекретариат воспротивится самороспуску.
— Так оно и есть, — сухо заметил Святоша. — Политсекретариат воспротивился.
Евнух рассмеялся. Чистильщик припомнил народную мудрость: дескать, молнии бьют по вершинам. Хряк спросил, не найдутся ли добровольцы. Все уставились на Монумента. Он встал.
— Хотите, чтобы я его прикончил? — спросил он.
— Повесишь на окне, и все, — сказал Хряк.
— Я не палач вроде некоторых, — отозвался Монумент. — Из кузнецов я, и дело сделаю по-своему.
Он взял свое кресло, поставил его между задним торцом стола и окном.
— Поди-ка сюда, — негромко позвал он.
А поднялся. Он был, как всегда, невозмутим, самоуверен. По пути он замешкался возле Святоши, который загородил ему проход своим креслом, придвинутым к двери.
— Пардон, — сказал А. — Разрешите пройти.
Святоша отодвинулся к столу, пропуская А, и тот наконец добрался до Монумента.
— Садись! — велел тот.
А сел.
— Эй, Президент, дай-ка ремень! — сказал Монумент.
Джингисхан Младший машинально снял ремень, не понимая, для чего он понадобился. Остальные сидели молча, уставившись в стол, никто не поднимал глаз. Н припомнил последний публичный выход Политсекретариата. Это было на официальной траурной церемонии — на похоронах Неподкупного, одного из вождей революции. После отстранения Монумента Неподкупный занял пост Заместителя по партии. Потом и он впал в немилость. Его оттеснил Хряк. Но А не стал устраивать Неподкупному судебного процесса. С ним поступили более жестоко. А объявил его умалишенным и посадил в психушку, где врачи годами держали Неподкупного в невменяемом состоянии, пока не дали умереть. Тем торжественнее происходили похороны. Весь Политсекретариат, за исключением Партмузы, нес на своих плечах покрытый партийным знаменем гроб по государственному кладбищу мимо заснеженных аляповатых статуй и мраморных надгробий. Двенадцать могущественнейших руководителей партии и государства вышагивали по снегу. Даже Святоша был обут в сапоги. Впереди шли А и Евнух, позади Н и Монумент. С белого неба крупными хлопьями валил снег. Меж могилами, у свежевырытой ямы, сгрудились партаппаратчики в длинных зимних пальто и меховых ушанках. Когда под звуки промерзшего военного оркестра, игравшего партийный гимн, опускали гроб, Монумент прошептал:
