— Не знаю… Мне тоже было обидно… Мама ругала… Родителям ведь не докажешь…
— Твой папа человек умный.
— Умный-то умный, да в таких делах он больше доверяет маме…
— Ладно, — Костя ладонью решительно вытер глаза. — Я сам поговорю с Витькой и твоей мамой. До свиданья.
Вера подала руку.
— Ты не сердишься?
— Очень сержусь. Не на тебя.
Домой Костя явился бледный. Рывком снял с себя рубашку, бросил ее на стул и лег на кровать. Михаил смотрел на него с удивлением, ни о чем не спрашивал, ждал.
Несколько минут Костя лежал, шумно вздыхая, уставясь в потолок. Потом поднялся, сел и вдруг зашумел:
— И откуда берутся подлецы! Морду им, что ли, бить? Или не стоит марать руки о всякую дрянь? Зазнайка несчастный! Живет рядом прохвост, гадит людям, и ничего с ним не сделаешь. Ну, погоди, узнаешь ты кузькину мать!
— В чем дело, Костя? — уже строго спросил Михаил.
— В чем? — Костя вскочил и подбежал к окну. Уцепившись за переплет рамы, он прильнул к стеклу и застыл. Михаил мягко попросил:
— Успокойся, дорогой. Рассказывай.
Костя повернулся.
— Легко сказать: «рассказывай», когда у меня зубы стучат, — выпалил он, поморщился, поерошил волосы и прошел к столу. Рассказывая, Костя то сжимал кулаки и грозил незадачливому Витьке, то сокрушенно качал головой, удивляясь тому, что па свете живут и такие подлые ребята. Костя горячился. Это было удивительно. Михаилу хотелось засмеяться, такой еще по-детски наивной была обида Кости, но он принимал рассказ всерьез, чтобы не обидеть паренька.
— Ну, что с ним делать. Михаил Анисимович? — спросил Костя, когда закончил рассказ. — А еще друг называется!
Михаил не успел ответить — зазвонил телефон. Михаил снял трубку. Его срочно вызывал подполковник.
Уходя, Михаил сказал Косте:
Потолкуем после. А сейчас ты возьми журналы, нон я их принес, почитай и постарайся выбрать простенькую схему приемника.
Хотя время было уже позднее, подполковник Урманов сидел в кабинете. Он был один. Сидел не за столом, а у раскрытого окна. Прохладный в этот час воздух, короткая предутренняя тишина действовали умиротворяюще.
Урманов жестом пригласил Михаила сесть рядом и еще с минуту молчал, глядя на разрисованную золотыми пятнами улицу. Он еще был молод и здоров, только тень задумчивости и озабоченности старили его выразительное лицо. Вытащив пачку папирос из кармана, он молча протянул ее Михаилу, закурил сам и тогда попросил:
— Расскажи, Миша, об угрозе.
Михаил заговорил не сразу. Рассказать о Поклонове или не надо? Поймет ли подполковник его правильно?
