И особенно после упразднения должности заместителя ни политической части. Вам надо показывать пример как парторгу, а вы сами подрываете дисциплину.
Пока речь шла вообще о дисциплине, о служебных обязанностях, Михаил молчал, соблюдая субординацию, но как только майор заговорил о долге и чести парторга, Михаила словно что-то подбросило, и он вытянулся, опустил руки по швам.
— Разрешите, товарищ майор, спросить, — тихо сказал он, всеми силами стараясь быть спокойным. — Может быть, я что-то недопонимаю в единоначалии, и меня волнует вопрос: почему за то время, пока я болел, в отделении не проведено ни одного партийного собрания, не проведена ни одна политинформация?
— Об этом спросите Кашгарова, он за вас оставался.
— Я его спрашивал, он говорит: не имел времени и не мог собрать людей. Почему вы, Терентий Федорович, не выкроили ему время, не помогли собрать людей, организовать?
Копытов снял фуражку, вытер платком лысину. Недобро взглянув на парторга, он спросил-
— Отчет? — и деланно засмеялся. — Отчета я вам давать не буду. Были такие обстоятельства. Прежде всего работа, а потом политинформации.
— Вы по-прежнему ошибаетесь, Терентий Федорович. Капитан Стоичев не один раз упрекал вас в этом…
— Стоичева нет, и он мне не закон, — побледнев и сутуля плечи, заявил Копытов. Он смотрел на лейтенанта в упор, сжимая в руке фуражку.
Михаил сделал шаг к столу.
— Я не могу переменить своего мнения, Терентий Федорович. Вы не правы, я в этом глубоко убежден.
В кабинет вошел капитан Акрамов и, как показалось Михаилу, Копытов поспешно разрешил ему идти и заниматься поисками ребенка.
— Бушуем, Терентий Федорович? — спросил Акрамов, улыбаясь. — Зачем гром, зачем молния? У нас говорят: когда идет буря, кнутом стадо не соберешь, только разгонишь.
Майор хмыкнул и ничего не ответил.
Михаил бросился к будке, что стояла напротив отделения, выпил залпом два стакана охлажденной на льду воды и почувствовал, как заломило горло. Он подумал было, что зря выпил холодной воды — ведь недолго снова попасть в больницу, но отмахнулся: все равно! Теперь он был уверен: столкновение с начальником отделения неизбежно, и в результате один из них должен пострадать. Сил у него хватит, но хватит ли времени? Будет очень тяжело работать. «И все же майора надо ставить на свое место, надо заставить его уважать людей!»- решил Михаил и пошел к автобусной остановке.
Марина Игнатьевна ждала у ворот. Она была все в том же сиреневом платье и в той же шелковой косынке Ночь не прошла для нее бесследно: под глазами синие полукружья, щеки серые, взгляд растерянный и какой-то нищенски-просящий.
