У Камилла, как обращавшегося в кругах либеральной московской интеллигенции, были знакомства среди активных борцов за гражданские права, у которых крымские татары, как наиболее страдающий от коммунистических властей этнос, были на особом месте. Камилл отпечатал несколько другие тексты, более обстоятельные и обвиняющие, и, предварительно созвонившись, вечером опять под руку с Алиме посетил три адреса. Разумеется, и этот вариант был мало реален в смысле оказания помощи конкретной татарской семье, но все же была надежда, что информация о злодеяниях советской власти пройдет на Запад. Капля камень долбит.
Забегая вперед скажу, что вернувшуюся вновь в свой дом семью Фуата весной опять выселили и вывезли за пределы Крыма. Но вновь вернулся Фуат с женой и дочкой в свой опечатанный дом и несмотря ни на что стали они возделывать огород. И вдруг их оставили в покое, хотя и не прописывали. А самому Фуату зашедший как бы невзначай милицейский офицер сказал, погрозив пальцем:
- А ты все еще притворяешься малограмотным шофером? – и мило улыбнулся, подлюга.
То ли помогли правозащитники, то ли упрямство татарина Фуата одолело свирепость властей. До поры до времени…
Камилл практически перестал искать «нормальную» работу, но не по причине того, что прижился в бойлерной, а потому, что понял, что находится в полной безнадеге. Некоторые из его старых знакомых предпринимали попытки повлиять на его судьбу, но на стадии отдела кадров их усилия прерывались. Чтобы не обидеть удрученных товарищей Камилл не отказывался от участия в повторных попытках, но все заканчивалось с неизменным результатом.
Он, в общем-то, внешне спокойно переносил свою отверженность, в частности и потому, что сейчас он общался с такими же, как и он сам безработными высококлассными специалистами. Бойлерная давала какое-то пропитание – то-то, доктор наук, познай, каково «простым людям» в советской стране живется!
Была еще одна причина, по которой он не заклинивался на жалости к себе, отторгнутому официальным научным сообществом. С некоторых пор его упорно занимала мысль о необходимости отыскать продолжение загадочной рукописи, и эта мысль доминировала в его ближайших планах на будущее. В неотступном желании искать рукопись - абсолютно нереальное на трезвый взгляд предприятие! – он видел мистическое указание на существование скрытой возможности это желание осуществить. За неимением другого «путеводителя», Камилл решил ждать указания от ускользающих от анализа интуитивных импульсов, идущих из подсознания, хотя к этому феномену он прежде всегда относился с некоторым скепсисом.
