- Моего папу зовут Фуат… Нас уже несколько раз выселяли… Папу и маму арестовали…
- Приезжайте и спокойно все расскажете, - ответил Камилл, когда девушка, которая боялась, наверное, прервать свое нескладное повествование, сделала небольшую паузу, чтобы вдохнуть в легкие воздуха. – Запишите адрес… Нет, подъезжайте к станции метро… - Камилл назвал станцию и попросил собеседницу повторить. - Так. Я вас буду ждать через полчаса у первого от центра вагона. Это понятно? Во что вы одеты? Хорошо. На мне будет серая пуховая куртка, в руках свернутая газета…
…Фуат, которого вывезли из Крыма в пятнадцатилетнем возрасте, последние годы копил деньги на покупку жилья в родной деревне. В узбекском городе Алмалыке у него был построенный своими руками дом, обставленный хорошей мебелью, с хорошим телевизором - работал Фуат шофером и умел левачить. Но, решив, что пришла пора перебираться на родину, он не хотел полностью порывать с Алмалыком, где он рос, обучился ремеслу, где женился и родил сына и дочь. Не хотел он полностью порывать с этим городком не потому, что тот стал ему второй родиной – родина только одна! – а потому, что знал то, что знали все крымские татары: в Крыму их не прописывают, а купленные дома отбирают. Так что алмалыковский обжитой дом был для него тыловым плацдармом, откуда он собирался, если не повезет с первого раза устроиться в Крыму, совершать методические набеги на Полуостров. Был конец февраля, когда он приехал в Крым и добрался до родной деревни. Людей, желающих продать дом, оказалось хоть пруд пруди! Но дома были какие-то некрепкие, в один кирпич, построенные когда-то для переселяемых сюда русских людей из далеких областей. В его же родовом доме расположилась контора, а другие татарские дома из желтого ракушечника, которые могут простоять хоть триста лет, поселившиеся в них люди продавать не собирались. Хотел уж купить Фуат «переселенческий» дом, да назавтра вызвал его председатель колхоза и по-доброму разъяснил, что, несмотря на Указ Верховного Совета, крымская областная власть пригрозила тем руководителям, которые будут у себя прописывать татар, исключением из рядов коммунистической партии.
- Не могу я тебя принять в колхоз, я должен сообщить о тебе в органы, понимаешь? Милиция тебя не пропишет, Мишка с твоими деньгами смоется, а у тебя дом отберут. Что будешь делать? – говорил председатель.
Это потом уж, когда власти понаберутся опыта с также понабравшими опыт крымскими татарами, такие откровенные разговоры станут невозможными, а тогда Фуат проникся искренностью председателя, который посоветовал ему вот что:
