— Ты знаешь его?
— Мы с ним старые друзья. — Мой собеседник спотыкается на последнем слове, как будто пытается разгрызть орех. — Во время гонений мы оба находились в тюрьме. Тебе это известно? Только один из нас был в цепях. Обрати на это внимание. Мы были не в равных условиях. У него было преимущество.
— Ты видел в библиотеке епископа Александра?
Астерий удивленно поднимает брови. Кожа вокруг глаз натягивается, отчего кажется, что они вот-вот вылезут из орбит.
— Я с трудом вижу то, что у меня перед носом.
Мне вспоминается его прозвище. Софист — это человек, способный извратить любой довод.
— Ты встречал его там?
— Нет.
Я указываю на церковь.
— Что ты скажешь о епископе Евсевии?
— Что я могу о нем сказать?
— Он тоже был там.
— Если и был, то обошел меня стороной. Он не любит, когда нас видят рядом. Церковники этого не любят… так же как и твой юный друг, который стоит вон там. — Астерий кивает в сторону Симеона, который беспокойно топчется на месте, как будто по его ногам ползают муравьи. — Они боятся, что я утащу их вслед за собой в ад.
Симеон тянет меня за руку и что-то невнятно произносит о том, что служба в церкви заканчивается. Я встаю и смотрю на сгорбленного старика.
— Ты знаешь, кто убил епископа Александра?
Его лицо становится чистым и невинным, как дождь.
— Это известно лишь одному Богу.
— Ты не убивал его?
Астерий протягивает руки, словно нищий, просящий подаяния. Рукава закатываются до локтя. Симеон издает удивленный возглас и отворачивается. Я смотрю на руки старика с профессиональным интересом.
У него нет кистей, вместо них торчат морщинистые обрубки.
— Полуслепой старик, безрукий, не мог размозжить Александру голову.
Мы идем через площадь, вливаясь в толпу, покидающую храм. Симеон злится.
— Почему ты постоянно спрашиваешь людей о том, не убивали ли они Александра? Надеешься, что они честно ответят тебе?
Я замедляю шаг, чтобы Симеон смог меня догнать.
— Когда я был молодым армейским офицером, одного из моих солдат закололи в пьяной драке в таверне. С убитым было трое других воинов. Когда я спросил их, кто виноват, два из них дали мне один и тот же ответ. Третий назвал одного из этих двух.
— Он солгал?
— Он говорил правду. Двое других сговорились, чтобы вина пала на него.
Пока Симеон переваривает мое поучение, движение толпы внезапно меняется. Люди останавливаются, освобождая проход. Нас с Симеоном отталкивают назад.
Золотые носилки как будто плывут по воздуху. Восьмерых рабов-скифов, что обливаются потом под их тяжестью, почти не видно. На красных занавесках вышита императорская монограмма. Рядом изображение павлина. Это эмблема Констан-цианы, сестры Константина.
