Времена Бессмертных | страница 142
— А это, красавица, один из тех вопросов, ответ на который, ты в ближайшее время не получишь.
Он подходит ко мне и дотрагивается гладкими пальцами до лица. Его температура… Она и холодная и обжигающе горячая. Мороз бежит по коже от этого прикосновения.
— Какой взгляд! — подлинно восхищается он, глядя на мое лицо. — Ты так чудесна от этой своей невинности.
Я хочу уйти. Я думаю, что говорю это, но он не реагирует, а значит, я молчу.
— Сейчас ты отправишься спать и будешь смутно, помнить о том, о чем мы здесь говорили. Через несколько дней, когда настанет время, ты отправишься в сопровождении друзей домой, и дальше все будет идти по сценарию. Надеюсь, ты спишь крепко, иначе… — вдруг Дориан хватает меня за горло, пальцы его холодны и скользки, как если бы меня начала душить фарфоровая кукла. — Не просыпайся до утра. Не броди по замку! А если что-то услышишь, просто сделай вид, что тебе показалось!
Он отпускает меня и молча, машет рукой на дверь — мол, выметайся отсюда. Я поражена, отравлена, но нахожу в себе последние силы встать и уйти. Скорее! Бежать, как можно дальше от этого чудовища! И главное не забыть о случившемся разговоре.
Уже оказавшись в зале с лестницей, я оборачиваюсь и решаюсь спросить о главном. Решаюсь, потому что это было главным, зачем я пришла сюда. Единственное, что имеет значение и что не способен отравить никакой яд.
— Моя мама… Из-за чего она погибла? Она узнала правду о вас?
Его рык разносится по всему замку, он обезумел в мгновение, бежит мне навстречу из столовой, и я думаю, что вот сейчас он набросится на меня, но он яростно захлопывает двери в столовую комнату, а я уже бегу по мраморной лестнице наверх.
Все как в тумане. Я снова в гостиной: царит полумрак, горят лишь несколько свечей и камин. В самом центре, побросав в кучу леопардовые шкуры, лежат Лео и Саванна. Они не касаются друг друга, но взгляды их переплетены. Смотрю в дальний угол и вижу одинокого Спартака. Он, как и я отравлен, голова его клонится на бок, но какая-то досада не дает ему провалиться в сон. На подкашивающихся ногах я подхожу к нему.
— Она ушла. Она бросила меня.
— Ее церемония… Уже завтра. — догадываюсь я.
Мне жаль Спартака, искренне, но туман в голове не дает мне возможности до конца сочувствовать другу.
— Она просто сука. Плюнь на нее.
Этого он уже не слышит, сон взял свое. А я бреду к центру, к ним. Не хочу давать им возможности быть наедине, не хочу знать, что под покровом темноты они буду заниматься этим! Я не позволю!