— Я не хочу тебя отпускать. Я чувствую, что это плохо кончится. — почти умоляюще говорит Парис. Я благодарна ему за такую заботу.
Как было бы замечательно повиливать собственным сердцем, знать, как оно устроено — словно механизм — менять настройки, отключать, если дало сбой и уметь чинить, когда сломается. Выбирать — кого любить! Вот бы это было правдой! Я бы выбрала влюбиться в Париса, я бы простила его, а после напоила любовью, которую он, безусловно, заслуживает.
Но еще никому; ни богу, ни самому богатому человеку — не удавалось диктовать условия собственному сердцу. Мы все его рабы, а оно — властный и безжалостный повелитель.
— Возможно. — я пожимаю Парису руку. — Возможно, ты и прав, и для меня все кончится не очень хорошо, но… у меня всегда останешься ты.
Я смотрю на него в последний раз, снова отмечаю болезненную теплоту взгляда и ломаную линию ухмыляющихся губ. Все так просто, ухмылка говорит за Париса: ты разбиваешь мое сердце. Тебе нравится моя боль? А секундное, удерживание моих пальцев в своих, громче всего просит меня остаться.
— Я не вернусь в Византию. Если тебя там не будет, это больше не мой город.
Мне нечего сказать ему на это. Нет ни одного повода или оправданной просьбы, что я сказала бы ему и это изменило бы его решение. Да, я узнала Париса, даже больше — посетила его душу, как посещают дома близких друзей на выходных, но это не мой дом, и я должна уйти.
Лео протягивает ко мне руку, и со своего места мне кажется, будто на его ладони горит огонь. Он приглашает меня, и я иду к нему навстречу. Шаг, второй, я спокойно переставляю ноги. Уже ничто не сможет нас разлучить. Мы неминуемы.
Я оказываюсь в его объятиях и понимаю, что скинула куртку Париса, а Лео накидывает мне на плечи мое старое пальто, оставленное в багажнике его красной машины. Все кончилось. Мы вместе. Я, с непонятно откуда взявшимся чувством вины, оборачиваюсь к Парису, при этом оставаясь в сильных объятиях Лео. Он остался один, в бесконечной темноте улицы, узревший того, ради которого я рискую абсолютно всем. Он смотрит на нас какое-то время, затем резко разворачивается и, не оглядываясь, уходит.
Увижу ли я его когда-нибудь? Возникнет ли в моей голове хотя бы мысль о нем, когда-нибудь снова? Я не люблю Париса, но это не избавляет меня от боли.
— Я поцеловала его… Чтобы придти к тебе. — признаю я Лео.
Он впервые улыбается, и мы уходим.
Снова оказавшись в красной машине Лео, я чувствую, будто вернулась домой, полное ощущение безопасности и покоя. Спокойно, словно так было всегда, я сижу на переднем сидении рядом с ним, мы не разговаривали, покидая Олимп, не касались друг друга, оказавшись наедине, пока Спартак и Афина покидали дом Бруно, но я знаю, что все изменилось. Между нами.
