Не дожидаясь окрика, я поспешил повернуть, дав себе зарок не соблазняться зелеными кущами. Мне сразу опротивел этот бульвар. «Да и какого черта мне тут высвечивать! — решил я. — Схожу-ка лучше в кино». Меня вовсе не заботило, что я не имею где переночевать, как будто решение вопроса о работе в «Часах» устраивало меня и в смысле квартиры.
Впрочем, вполне возможно, что Макс с Восточного фронта и жил там же, в каком-нибудь закоулке: пивная-то была не маленькая, и за стойкой тоже, наверное, есть помещение.
Где же здесь ближайшее кино? Мне не хотелось отдаляться отсюда, я себя чувствовал вроде бы при деле: во всяком случае, была цель на ближайшие часы, и забытое ощущение этого меня радовало. Я подошел к круглой афишной тумбе и прочел, что в «Уфа-Палас ам Цоо» идет криминальфильм «Черный всадник», а в «Глории» — «идейный» фильм «Крылатые люди».
Это все происходило в центре и меня не интересовало. Я сообразил, что где-то неподалеку должна же быть какая-нибудь площадь, центр района, а на ней наверняка — хоть захудалая киношка. Не спрашивая никого, я на свой страх и риск побрел по улице, по каким-то признакам — сгущавшейся сети трамвайных линий, характеру строений, движению пешеходов, догадываясь, что направляюсь к какому-то более оживленному кварталу. Действительно, я вскоре очутился на бойком перекрестке, где было все, что полагается в таком месте: магазины, аптека, табачная лавка. И вот оно, старенькое здание, обклеенное пестрыми афишами.
Здесь можно было входить посреди сеанса. И я, купив в кассе билет, попросту постучался в деревянную дверь, которая немедленно была открыта, и невидимый в темноте билетер, — у него не было даже электрического фонарика, — нажав на мое плечо, тут же усадил меня в неудобное, тесное кресло. Это оказалось довольно близко от экрана, и я увидел во всю его величину лицо фюрера, возникшее именно в ту минуту, когда я уселся.
Обычно в таком случае в зале раздавались аплодисменты, жидкие или бурные, в зависимости от района, в котором фильм демонстрировался.
Но здесь никто и не подумал привести свои ладони в движение. Хотя фюрер старался изо всех сил.
Показывалось строительство какой-то дороги, причем почему-то не было ни экскаваторов, ни вообще каких-либо машин, а землекопы кидали землю лопатами. Но фюрер всех опережал, откидывая глыбы грунта с таким остервенением, словно расшвыривал своих политических противников. При этом он что-то произносил, но звук был плохой, и нельзя было ничего понять.
