– Но ты не остался.
– Нет. Смелости не хватило.
– Жалеешь об этом?
Я перевел взгляд на коричневый забор «Макдоналдса».
– Иногда бывает.
Она повернулась назад и начала выезжать.
– Джим, тебя ждет счастливая жизнь. А ее – нет. Вот все, что тут можно сказать, да больше ничего тебе и знать не надо.
Лидия мне понравилась, настолько, что я мог с ней спорить. Свою племянницу она, очевидно, не понимала. Это было зрелое заявление. Но если уж она собралась судить произошедшее с Эдриен как необратимую трагедию, я хотя бы мог сказать, во-первых, насколько хороша она была. Просто великолепна. И это не примитивная оценка ее достоинств, а ценность сама по себе: великолепие. Лидия, женщина, обладающая средствами и связями, могла меня в этом понять: я имел в виду самообладание Эдриен, ее смелость. С ней мы научились использовать время. Хотя, может быть, Лидия и не осознавала, как много времени человек вроде меня, с моим маленьким бесценным списком достижений, потратил впустую.
Допустим, точкой отсчета будет средняя школа. Огромный пустырь с выбоинами и кратерами. В моем случае в буквальном смысле – автостоянка, продуваемая всеми ветрами и забытая богом, возле которой я в течение трех лет ежедневно ждал автобуса. Каждое утро я оказывался на этой остановке, как заново сотворенный, отдельно взятый, я стоял в темноте и хлопал глазами, уверенный, что мой рюкзак представляет собой не что иное, как деспотически навязанное бремя. Он был из какого-то холодного пластика, джинсы тоже холодные, носки из мягкой пряжи, но грубой вязки. Все остальные дети ждали автобуса под навесом, расположенным в углу этой огромной, со стадион, парковки, а меня каждое утро высаживали на противоположном конце, и я отправлялся в путь наперерез. Я ничего на этот счет особо не выдумывал, просто тащился в другой угол, без какого-либо намерения или интереса. Ветер закручивался на стадионе и летел вверх, к небу. Я смотрел вниз – на асфальт с заплатами разных оттенков. У меня за спиной на светофоре скапливались машины, а через время их поток лился дальше.
Это было самое глухое время моей жизни, и все, чего я тогда ожидал – секс, борьба, будущее в жанре научной фантастики – как будто бы ютилось за ним, как за занавеской. Я не находил, что сказать одноклассникам, они мне – тоже. Навес, под которым мы собирались, принадлежал заброшенному кинотеатру; мы становились подальше друг от друга, каждый жался к своему столбу. Со временем я подружился с Джеми Ливингстоном, и мы стали вставать у одного столба. Мы не были прямо уж
