Тотчас с фронта пришла малопонятная телеграмма от генерала Слащева: он считал положение барона в Севастополе опасным, высказывал желание прибыть с бронепоездом и отрядом для охраны нового главнокомандующего. Врангель ответил: в охране не нуждается, но видеть Слащева всегда рад, — он отодвигал предложенную его подчиненным помощь и открыто указывал на границу, их теперь разделяющую. Отныне только он, Врангель, мог отдавать приказы и требовать их безукоризненного исполнения, мог заставлять подчиненных вести себя не так, как им хочется, но как надо ему, главнокомандующему. Он испробовал свою волю на Слащеве — любимце армии, которого обыватели считали героем и полновластным хозяином Крыма, на «генерале Яше», известном своей строптивостью и неуживчивостью. Прошло... Прошло с ним, значит и с другими пройдет тем более...
Два дня, пока шли заседания Совета, Деникин почти не выходил из своего кабинета в гостинице «Астория». От его недавнего величия не осталось и следа. Он был чрезвычайно бледен, ни с кем не разговаривал, никого не принимал. Лишь фон Перлоф приносил ему информацию из Севастополя — верный человек Деникина полковник Ряснянский сообщал ему обо всем, что происходит в Большом дворце.
Вечером 21 марта чествовали генерала Романовского. Во время прощального ужина Иван Павлович нарочито весело шутил, смеялся. Деникин не реагировал — упрямо молчал, сдвинув брови, был замкнут и лишь несколько раз повторил, что засиживаться не стоит и что всем следует разойтись не позднее двух часов ночи.
На следующий день Деникин собрался на улицу. Он был одет в матерчатый английский плащ, в руках — небольшой саквояж, наподобие тех, с какими ходят на вызов земские врачи. Вид у бывшего главнокомандующего был помятый, словно после долгой бессонницы, совершенно штатский. Под маской холодного безразличия скрывалась обида.
В конце коридора толпились штабные офицеры. Делая вид, что не замечает их, Деникин, наморщив лоб и сутулясь, подошел к широкой лестнице, стал спускаться. Несколько офицеров, толкаясь, кинулись в его номер-кабинет, чтобы захватить на память что-нибудь из оставленных им вещей. Часовые-конвойцы взирали на эти поиски, похожие на обыск, с испугом.
Деникин сошел вниз, в помещение офицерской охранном роты, состоявшей из старых добровольцев. Он сухо попрощался с ветеранами, поблагодарил их за службу и вышел на улицу. В автомобиле его уже ждал Романовский. Они направились в английскую миссию, а затем вместе с провожающим их генералом Хольманом — полнолицым, седым, с круглым подбородком и подстриженными усами, топорщившимися под прямым гордым носом, — на пристань. Здесь уже выстроился почетный караул, были собраны представители всех иностранных миссий при главнокомандующем.
