Случайно он направился как раз,
Чтоб, если ива, жимолость там есть,200
650 Из них гирлянду в честь любимой сплесть.
Он встретил солнце песнею живой:
«О светлый Май с цветами и листвой!
Привет тебе, прекрасный, свежий Май!
Мне свежих листьев для гирлянды дай!»
655 С веселою душой с коня он слез
И быстрым шагом углубился в лес.
Бродя по чаще, он пришел на тропку,
Где бедный Паламон скрывался робко
От глаз людских, таясь в густых кустах:
660 Силен был в нем безвинной смерти страх.
Он про Арситу знать всего не мог,
А знал бы, не поверил — видит Бог.
Но поговорку старую послушай:
У поля есть глаза, у леса — уши.201
665 Порой себя полезно поберечь:
Немало может быть нежданных встреч.
Что друг его оттуда недалек
И слышит все, Арсите невдомек:
Тихонько тот сидит в кустах ракиты.
670 Когда довольно погулял Арсита
И спел рондель на превеселый лад,202
Он вдруг замолк, мечтаньями объят.
Чудно порой ведет себя любовник:
То на деревья лезет, то в терновник,
675 То вверх, то вниз, как на колодце ведра,
Как пятница — то сильный дождь, то вёдро
Поистине, изменчива без меры,
Сердца людей всегда мутит Венера:
Как пятница, любимый день ее,
680 Меняет вмиг обличив свое.
Да, у нее семь пятниц на неделе.
Едва Арситы песни отзвенели,
Он наземь сел, издав протяжный стон.
«Зачем, — сказал он, — я на свет рожден?
685 Доколь от всех жестокостей Юноны
У града Фив не будет обороны?
Увы! Уже повержен, посрамлен
Ваш царский род, о Кадм203 и Амфион!204
Да, Кадм! Увы, он первый строить стал
690 Фиванский град, воздвиг вкруг града вал
И первый принял царскую корону.
Я — внук его, наследник по закону.
Природный отпрыск племени царей, —
Кто я теперь? Невольник у дверей
695 Смертельного жестокого врага.
Как бедный сквайр, служу я, как слуга.
Мне горшее велит Юнона злая:
Свое прозванье всюду я скрываю.
Арситой был я в оны времена, —
700 Теперь я — Филострат: мне грош цена.
Увы, Юнона! Лютый Марс, увы!
Все наше семя истребили вы.
Остались я и Паламон-бедняжка.
Его Тезей в тюрьме терзает тяжко.
705 А чтоб меня кончине неминучей
Предать, любовь стрелой пронзила жгучей
Мне сердце. Ах, навылет ранен я.
Меня подстерегает смерть моя.
Увы, сражен я вашими глазами,
710 Эмилия! И смерть моя — вы сами.
Все, все, что прежде душу занимало,
Поистине, я не ценю нимало,
Лишь только б мог я быть угоден вам».
Без чувств упав, лежал он долго там.
715 Придя ж в себя, шагов услышал звук:
То Паламон, почувствовавший вдруг,
Как меч холодный в грудь его проник,
Дрожа от гнева, бросил свой тайник;
