Если ориентализм туркестанского разлива формировался в конце XIX и в XX в., то рубинский — в постимперскую эпоху, но несмотря на это концепт ориентализма тот же — те же приемы и срезы.
Во второй половине XX в. с Ташкентом связан новый мем — эвакуация времен Великой Отечественной войны: «Их эвакуировали в Ташкент… И здесь Сашу и умирающую Катю взяла к себе на балхану узбечка Хадича» (Рубина. 25). Необычайно популярный кинофильм 1960-х «Ты не сирота» об эвакуированных в город со всей страны детях, об узбекской семье, приютившей и спасшей почти два десятка детей разной национальности, отзывается в романе Рубиной типологическим фрагментом: «Хадича несколько раз поднималась на балхану, смотрела на девочку, качала головою и бормотала что-то по-узбекски. Под вечер, завернув в головной платок сапоги старшего сына, Хикмата, ушла и вернулась через час без сапог, осторожно держа обеими руками поллитровую банку кислого молока» (Рубина. 28). В пандан к этому рубинскому фрагменту — зарисовка Ларисы Бау: у ребенка при родах умерла мать, «…не война сейчас, вынянчим, выкормим, раз горе такое. Соседка Гайша-апа надела калоши, повязала голову платком и отправилась в махаллю (узбекский квартал. — Э.Ш., Т.П.) — искать кормилицу. Нашла. Три раза в день бегала к ней с бутылочками, потом стали возить девочку к ней в коляске. Ольга Владимировна отдала кормилице свои сережки» (Бау. 87).
На смену классической ориенталистской оппозиции «запад — восток» приходит осознание одинаковости судеб разных «востоков»: «… Улицы послевоенного Ташкента… — глинобитные извилины лабиринта, порождение неизбывного беженства, смиренная деятельность по изготовлению библейских кирпичей… <…>…какие лепили в египетском рабстве мои гораздо более далекие предки. Вот он, вечный рецепт кирпичей изгнания: смешиваем глину с соломой и формуем смесь руками» (Рубина. 47).
Пространство билингвизма в романе Рубиной выражено глоссами (культурологическими комментариями повествователя к словам, вошедшим в региональный русский язык) и интерференцией — обоюдным языковым влиянием. Вот таким ломаным русским говорят персонажи-узбеки: «Э-э-э! — морщился Адыл Нигматович, — глуп-сти! Тот дженчина просто бандитка некультурный, больше ничего. Какой воспитаний у него, а? Вишел голий на балкон, дочкя на перил садил…» (Рубина. 24); «Кизимкя, бир пиалушкя катык кушяй, — озабоченно приговаривала она, натряхивая в пиалу белую комковатую жижу» (Рубина. 28) (девочка, одну чашку кислого молока скушай); «…Приезжал старый узбек на тележке, запряженной осликом: — "Джя-аренный кок-руз!"…» (Рубина. 48) (жареная кукуруза).
